Шпеер рисует рейх

О ценности развалин

Позже в “Воспоминаниях” (второе название – “Третий рейх изнутри”) Шпеер не без иронии отметит: “Можно только удивляться опрометчивости и легкомыслию, с которыми Гитлер назначил меня на столь важный государственный пост. Я был совершенно посторонним человеком и для армии, и для партии, и для промышленности. Ни разу за всю свою жизнь я не имел дела с оружием, поскольку не служил в армии и даже никогда не охотился с ружьем. Хотя этот шаг вполне соответствовал обычаю Гитлера выбирать в сотрудники непрофессионалов. В конце концов, он уже назначил виноторговца (Иоахима фон Риббентропа – Авт.) министром иностранных дел, партийного идеолога (Альфреда Розенберга – Авт.) – министром по делам оккупированных восточных территорий, а бывшего пилота-истребителя (Германа Геринга – Авт.) – министром экономики. А теперь на пост министра вооружений он выбрал архитектора”.

Между тем, Шпеер вовсе не был «совершенно посторонним человеком для партии» — членом НСДАП он стал в 1931 году, впечатленный однажды услышанным выступлением Гитлера. Более того, он немало сил отдал строительству нацизма – в буквальном и в переносном смысле. В марте 1933 года перестроил здание министерства пропаганды, участвовал в оформлении демонстраций, съездов и конгрессов НСДАП, где впервые использовал огромные красные полотнища высотой с десятиэтажный дом и изображение орла с размахом крыльев в 30 метров. Грандиозное шествие на открытии V “Съезда победы”, названного так в честь прихода нацистов к власти, запечатлела Лени Рифеншталь в документально-постановочной ленте “Победа веры”. Мегаорел и мегазнамена играли в концепции фильма не последнюю роль. В том же 1933-м Шпееру поручили реконструкцию штаб-квартиры НСДАП в Мюнхене. А к 1935-му он разработал проекты новой рейхсканцелярии и территории съездов НСДАП в Нюрнберге – целого городка, куда в течение последующих пяти лет ежегодно съезжались несметные тысячи партийцев.

Именно тогда Шпеер очаровал Гитлера придуманной им “Теорией ценности развалин”: руины монументов прошлого должны вдохновлять новых героев, и всему, что строится в великом рейхе, надлежит, даже обветшав в будущем, поражать потомков. Свои шедевры Шпеер амбициозно уподоблял античным, а себя – великим зодчим Древнего Рима. Фюрер едва не прослезился над несколькими романтичными набросками, где еще не построенные помпезные здания показаны уже заброшенными спустя века, увитыми плющом, но по-прежнему хранящими дух былого могущества.

Попытки ревнивых соратников заклеймить богохульством идею будущего упадка только что созданного Тысячелетнего рейха не сработали: Гитлер счел ее логичной и поучительной и немедленно распорядился отныне подходить к любому строительству с учетом “ценности руин”. А Шпеер опробовал новый подход, построив на территории съездов трибуну Цеппелина – главную трибуну Третьего рейха, гигантское сооружение по образу и подобию знаменитого Пергамского алтаря.

Единственный законченный проект запланированного комплекса залов, дворцов, храмов, стадионов и площадей на территории съездов поражал воображение: из скрытого в трибуне Золотого зала вождь поднимался на центральную Кафедру фюрера под музыку и барабанный бой, в причудливой игре света, как верховный жрец древнего культа. Гитлер пришел в восторг и назвал сооружение Храмом Света: световая завеса от мощных прожекторов по периметру имитировала неприступную стену.

Орел против Рабочего и Колхозницы

Так Шпеер стал любимым архитектором вождя. Тот интересовался архитектурой и когда-то мечтал об этом поприще, а теперь доверял Шпееру самые ответственные задания. Вот один из эпизодов, связанный с известной скульптурой Веры Мухиной “Рабочий и колхозница” на международной выставке в Париже 1937 года. Подавленный силой этого монумента, Гитлер готов был даже отказаться от участия в выставке, если бы не гордыня. Требуя противопоставить советской скульптуре нечто столь же мощное, он забраковал множество проектов и в конце концов поручил дело Шпееру. 

“На выставке, — пишет Шпеер, —  павильоны Советской России и Германии должны были стоять точно напротив друг друга. Французская дирекция выставки преднамеренно устроила эту конфронтацию. Слоняясь по парижской площадке, я случайно зашел в помещение, где находился секретный чертеж советского павильона. Две десятиметровые фигуры на высоком пьедестале широким победным шагом надвигались прямо на немецкий павильон. И тогда я спроектировал массивный куб, также поднятый на крепкие колонны и словно останавливаюший это наступление, а с карниза моей башни сверху вниз смотрел на русские скульптуры орел со свастикой в когтях. За свой проект я получил золотую медаль, впрочем, как и мои советские коллеги”.

Гитлер был удовлетворен, хотя в художественном плане очередной фашистский орел на кубе, конечно, вчистую проигрывал произведению Веры Игнатьевны Мухиной.

Берлин под снос 

В том же 1937-м Альберт Шпеер был назначен генеральным инспектором имперской столицы по строительству и в 1938-1939 годах разработал генеральный план реконструкции столицы. По замыслу Гитлера, полностью перестроенному Берлину предстояло стать столицей нового мира в монументальном архитектурном стиле. Этот гигантский мегаполис, центр всемирного рейха, сравнимый лишь с древним Римом и Вавилоном, должен был называться Германиа. После сноса исторической застройки и жилых массивов город пересекли бы две оси (север-юг и восток-запад) и заполнили новые здания идеологического значения вроде Музея расовой науки и Музея мировой войны, имперские министерства, огромные вокзалы, театры, стадионы, площади, триумфальные арки, колонны, водоемы, туннели, институтские и медицинские городки, спальные районы… Стиль диктовал названия: Зал народа (самое большое в мире купольное здание), Дворец фюрера, лекционный зал Auditorium Maximum, Бульвар великолепия. Гитлер подолгу стоял над исполинским макетом Германии, напоминавшим о пирамидах, зиккуратах и мавзолеях погибших цивилизаций.

Кстати, он ревниво интересовался архитектурными новациями Советского Союза и после 22 июня 1941 года злорадно шепнул Шпееру, что теперь русским вряд ли удастся построить грандиозный Дворец Советов. 

Проект предполагалось завершить к 1950 году. Шпеер рьяно взялся за дело – и кое-что успел. Что-то снесли, что-то построили. На первом этапе сноса форсировали выселение из Берлина евреев, а их жилье отошло в том числе привилегированным сотрудникам генеральной инспекции по строительству. Идею принудительного выселения предложил лично Шпеер, а через два года, в 1941-м составленные его ведомством списки бывших обитателей освобожденных квартир легли в основу депортации берлинских евреев в Ригу – более 75 тысяч, согласно заключительному отчету. 

Шпеер отлично понимал эстетические критерии патрона, и все его проекты подавляли размахом и гигантоманией. Он активно использовал нестандартные системы освещения и световые эффекты – для этого Гитлер выделил ему 150 противовоздушных прожекторов, и их лучи, под разными углами направленные в небо, создавали ошеломляющие визуальные образы и фантомы. 

По сути, именно Альберт Шпеер сформировал и воплотил визуальный стиль Третьего рейха во всей его безжалостной мощи, гнетущей грандиозности и помпезности. В этих “залах” и “дворцах”, на площадях и проспектах не было места человеку, индивидуальности. Это было пространство для массы — безликой толпы в тени крыльев имперского орла.

Фаворит, не читавший “Майн кампф”

Как утверждала личный секретарь Гитлера Траудль Юнге, “Шпеер, пожалуй, был единственным человеком, к которому Гитлер испытывал какие-то чувства, кого слушал и с кем иногда даже беседовал”. Правда, беседы эти большей частью касались различных архитектурных проектов. Адъютанты фюрера умоляли Шпеера не приносить слишком много рисунков и строительных планов, потому что ради их обсуждения босс забрасывал государственные дела первостепенной важности. По воспоминаниям Шпеера, Гитлер иногда не спал ночами, чтобы наутро показать ему свои эскизы и чертежи.

Привязанность возникла еще и потому, что оба не скупились на взаимные комплименты. Архитектор выражал восхищение идеями своего патрона, которые другие коллеги шепотом называли безумной сентиментальностью в духе прошлого века. А несостоявшийся студент Академии художеств Гитлер часами любовался набросками и макетами Шпеера. В 1938-м Гитлер вручил фавориту Золотой партийный значок НСДАП.

Теперь Шпеер входил в ближний круг – Гитлер приглашал его на застолья и ночные кинопросмотры, брал с собой в горную резиденцию Оберзальцберг. А потом и вовсе настоял, чтобы Шпеер с семьей переехал в специально построенный для него там дом с мастерской. Так архитектор стал четвертым после самого Гитлера, Геринга и Бормана “оберзальцбержцем” и получил свободный постоянный доступ в святая святых.

В этой тесной компании придворный архитектор блистал – выходец из респектабельного семейства, “аристократ-технократ”, обладающий прекрасным чувством юмора, дипломатическим тактом и обаянием. Как и полагалось истинному арийцу, он был прочно женат, растил шестерых детей (второго сына назвал Адольфом), хотя при этом не пренебрегал внебрачными связями.

Шпеер был, пожалуй, единственным из соратников фюрера, не читавшим “Майн кампф”. Один высокопоставленный знакомый однажды сказал Шпееру: “Знаете, кто вы? Неразделенная любовь Гитлера”. А Геринг добавил: “Несколько дней назад фюрер говорил со мной о моей миссии после его смерти. Он предоставляет мне полную свободу действий. Лишь одно он заставил пообещать ему: никогда не заменять вас никем другим, не вмешиваться в ваши планы и все оставлять на ваше усмотрение. И еще выделять в ваше распоряжение любые деньги, какие вам понадобятся”. 

По словам самого Альберта Шпеера, оставаться просто техническим специалистом при нацизме было невозможно: “В авторитарной системе любой, кто хочет сохранить свое место во власти, неизбежно попадает на поле, где ведутся политические сражения. (…) Условия, в которых мы жили, вынуждали нас скрывать свои истинные чувства и лицемерить. Соперники редко говорили друг с другом начистоту, ибо опасались, что их слова в искаженном виде передадут Гитлеру. Все плели интриги, все принимали в расчет непостоянство Гитлера и в своих тайных играх то выигрывали, то проигрывали. В этом нестройном хоре я вел свою партию так же беспринципно, как и другие”. Насколько искренен был профессиональный архитектор Шпеер, оценивая архитектора-любителя Гитлера – большой вопрос.

Министр пушек и концлагерей

В 1941-1945 годах Шпеер был депутатом рейхстага, а 8 февраля 1942 года назначен рейхсминистром вооружений и боеприпасов, генеральным инспектором дорог, а также генеральным инспектором водных и энергоресурсов. Он оказался великолепным министром военной промышленности. Отвечал за конструкторские разработки и поставку оружия для люфтваффе и кригсмарине. Даже после наступившего в войне перелома, несмотря на поврежденную немецкую инфраструктуру и перебои с сырьем, к 1944 году Шпееру удалось добиться значительного роста производства вооружений.

21 мая 1943 года во время такой проверки сотрудники Шпеера осмотрели Освенцим. В тот день туда доставили тысячу польских евреев, сразу же в большинстве убитых. В Берлин проверяющие увезли документы и папку с фотографиями, и через несколько дней Шпеер выделил Гиммлеру материалы для дальнейшего развертывания Освенцима.

Впоследствии он утверждал, что ничего не знал о Холокосте. Однако в “Воспоминаниях” напишет: “Я не задавал вопросов Гиммлеру. Я не задавал вопросов Гитлеру. Я не стал ничего узнавать, ибо не желал знать, что там творится. (…) Я уклонился от ответственности. Боясь обнаружить нечто, что свернет меня с избранного пути, я закрывал глаза на преступления. Эта преднамеренная слепота перевешивает все добрые поступки, которые я совершил или пытался совершить в конце войны. В сравнении с этим все мои шаги в этом направлении превращаются ни во что, в нуль. Теперь я понимаю, что вел себя недостойно, и по сей день чувствую себя лично ответственным за Освенцим”.

Уже к 1943 году Шпеер понял, что война проиграна, и пытался убедить Гитлера ее прекратить. В 1944-м, тяжело заболев, попросил об отставке, но фюрер настоял, чтобы он продолжил работу. 

Любовь до гроба

Постепенно менялось отношение Шпеера к войне и фюреру: он не зря славился острым аналитическим умом, дальновидностью и чувством момента. От былого восхищения Гитлером не осталось и следа, а ближе к финалу доминировала уже снисходительная ирония и полное отрицание его политики. С февраля 1945 года Шпеер сопротивлялся “тактике выжженной земли” — саботировал приказы об уничтожении промышленных предприятий и инфраструктуры рейха по “плану Нерона”. В последние месяцы войны называл фюрера преступником и безумцем. Участники известного заговора против Гитлера планировали ввести Шпеера в состав своего правительства. Тем не менее, в апреле 1945 года он прилетел в осажденный Берлин, чтобы проститься с былым кумиром.

Зная о настроениях Шпеера, 29 апреля 1945 года, за день до своей смерти Гитлер в политическом завещании освободил того от должности, однако Карл Дёниц – последний глава государства и главнокомандующий вооруженными силами нацистской Германии – это проигнорировал. Таким образом архитектор формально оставался рейхсминистром до самого ареста.

Технология выживания

Человек безмерно амбициозный и беспринципный, Шпеер не сразу понял, что конец Третьего рейха — это финал и его блестящей личной истории. После капитуляции Германии 8 мая 1945 года он настойчиво советовал Дёницу сложить полномочия, а себя видел переговорщиком с Советами и запросил для этой цели сотрудников. Даже после ареста он питал иллюзии, что его привлекут к восстановлению разрушенной экономики и строительству городов.

На Нюрнбергском процессе ему хватило ума создать о себе впечатление околдованного идеалиста, следовавшего приказам и не представлявшего масштаба преступлений. Обвинение большей частью опиралось на его собственные показания и не представляло реальных полномочий Шпеера, а тот настаивал, что занимался только технической и экономической деятельностью, никак не касаясь политики, и сведения о происходящем черпал исключительно из газет. Его многолетнее сотрудничество с СС и роль в решении “еврейского вопроса” вообще не упоминались.

В последнем слове Шпеер сказал: “Диктатура Гитлера была первой диктатурой индустриального государства в век современной технологии, диктатурой, которая довела до совершенства технологический инструментарий, чтобы повелевать собственным народом… С помощью таких технических средств, как радио и громкоговорители, у восьмидесяти миллионов людей было отнято самостоятельное мышление”. Свою вину он, один из немногих, признает полностью. Не отрицать же всерьез, что на военном производстве в Германии использовалась иностранная рабочая сила, насильно пригнанная с оккупированных территорий, и труд заключенных концлагерей. Только это и вменяли ему в вину. Человеку, вооружившему Германию, удалось уцелеть.

На склоне лет на вопрос, что бы он предпочел, получив шанс начать сначала – скромную карьеру архитектора в провинции или пройденный путь, Шпеер невозмутимо ответит: “Я бы хотел все пережить еще раз: блеск, позор, преступления и место в истории”.