Холодная война в Нюрнберге: Фултонская речь едва не остановила процесс

Между Второй мировой и Первой холодной

После войны противоречия между союзниками по антигитлеровской коалиции постоянно усугублялись. Коммунистическое влияние в Европе и Юго-Восточной Азии расширялось, в Греции шла гражданская война между коммунистами и антикоммунистами, СССР предъявил территориальные претензии к Турции и задерживал вывод войск из Ирана. Иосиф Сталин настаивал, что, как главный победитель нацизма и самая пострадавшая страна, Советский Союз имеет больше прав в вопросах послевоенного устройства.

К началу марта 1946 года напряжение между СССР и США достигло наивысшей точки — американский президент Гарри Трумэн даже грозился применить ядерное оружие. Был подготовлен план "Тоталити" — первый из американских планов войны с СССР (британский план "Немыслимое" был готов уже летом 1945 года). С другой стороны, либеральные и социалистические круги на Западе считали, что дружественные отношения с СССР, сложившиеся во время войны, можно сохранить и дальше, а претензии Советского Союза вызваны заботой о собственной безопасности, а также желанием компенсировать страдания и жертвы во время Второй мировой.

Бывший премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, который 26 июля уступил кресло лейбористу Клементу Эттли, всегда был последовательным антикоммунистом и хотя очень много сделал для союза между Великобританией и СССР, воспринимал его как объединение перед лицом большего зла. "У меня лишь одна цель — уничтожить Гитлера, и это сильно упрощает мою жизнь, — говорил Черчилль 21 июня 1941 года в беседе со своим личным секретарем. — Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о сатане в палате общин".

Бывший премьер-министр понимал, что после Второй мировой Великобритания утратила статус главой европейской державы, а разоренные страны Западной Европы не смогут противостоять советской экспансии. В таких условиях остановить Советский Союз могли только США.

Основные тезисы Фултонской речи Черчилль вынашивал с 1943 года — Сталин знал о них перед Ялтинской конференцией. Зиму 1945-1946 годов бывший премьер по советам врачей проводил в США. Еще в декабре он принял приглашение Вестминстерского колледжа в Фултоне прочитать лекцию о "международных отношениях". Фултон был родиной президента Трумэна, поэтому Черчилль поставил условие, что Трумэн должен присутствовать при произнесении речи. По дороге в Фултон американский президент посмотрел текст и назвал речь "превосходной". По его выражению, "хотя она и вызовет суматоху, но приведет только к положительным результатам". При этом официально Трумэн не выражал отношения к мыслям и призывам Черчилля: в марте 1946-го тот уже был частным лицом.

 

"Братская ассоциация англоговорящих народов"

О чем же сказал сэр Уинстон в Вестминстерском колледже?

Он констатировал, что отныне "Соединенные Штаты находятся на вершине мировой силы". Противостоят им два главных врага — "война и тирания".

Черчилль:

Мы не можем закрыть глаза на то, что свободы, которые имеют граждане в США, в Британской империи, не существуют в значительном числе стран, некоторые из которых очень сильны. (…) Единственным инструментом, способным в данный исторический момент предотвратить войну и оказать сопротивление тирании, является "братская ассоциация англоговорящих народов". Это означает особые отношения между Британским содружеством и Империей и Соединенными Штатами Америки

Во второй части речи сэр Уинстон сделал несколько реверансов в сторону Советского Союза, но при этом открыто назвал его причиной "международных трудностей".

Черчилль:

Тень упала на сцену, еще недавно освещенную победой Альянса. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намерены делать в ближайшем будущем и есть ли какие-то границы их экспансии. Я очень уважаю и восхищаюсь доблестными русскими людьми и моим военным товарищем маршалом Сталиным… Мы понимаем, что России нужно обезопасить свои западные границы и ликвидировать все возможности германской агрессии. Мы приглашаем Россию с полным правом занять место среди ведущих наций мира. Более того, мы приветствуем или приветствовали бы постоянные, частые, растущие контакты между русскими людьми и нашими людьми на обеих сторонах Атлантики

"От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, был опущен "железный занавес", — констатирует экс-премьер. — За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти знаменитые города с населением вокруг них находятся в том, что я должен назвать советской сферой, и все они, в той или иной форме, объекты не только советского влияния, но и очень высокого, а в некоторых случаях и растущего контроля со стороны Москвы”.

Черчилль обвинил СССР в “выращивании” в этих странах коммунистических партий, чья сила, тем не менее, непропорционально велика их численности. И в том, что эти партии стремятся достичь тотального контроля. По словам оратора, опасность коммунизма растет везде, "за исключением Британского содружества и Соединенных Штатов, где коммунизм еще в младенчестве".

Черчилль:

В большом числе стран, далеких от границ России, во всем мире созданы коммунистические "пятые колонны", которые работают в полном единстве и абсолютном послушании в выполнении директив, получаемых из коммунистического центра

Черчилль подчеркнул, что не чувствует уверенности в том, что время войн навсегда прошло. Но отверг он и мысль, что новая война неотвратима. "Я не верю, что Советская Россия жаждет войны. Она жаждет плодов войны и неограниченного расширения своей власти и идеологии, — полагал бывший премьер-министр.

Черчилль:

Из того, что я видел во время войны в наших русских друзьях и соратниках, я заключаю, что ничем они не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость. Поэтому старая доктрина баланса сил ныне неосновательна

Резюмируя выступление, Черчилль отметил, что нельзя повторять ошибки и лучше всего предотвратить возможную войну. "А для этого нужно под эгидой Объединенных Наций и на основе военной силы англоязычного содружества найти взаимопонимание с Россией. Тогда главная дорога в будущее будет ясной не только для нас, но для всех, не только в наше время, но и в следующем столетии", — заключил он.

Основной образ из этого блестящего выступления Черчилль позаимствовал у Йозефа Геббельса. Выражение "железный занавес" гитлеровский министр пропаганды употребил в газете "Рейх" 24 февраля 1945 года (впрочем, в европейской публицистике оно встречалось и еще раньше): "Если немцы складывают оружие, Советы, согласно соглашению между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным, заняли бы всю Восточную и Юго-Восточную Европу наряду с большей частью Рейха. Железный занавес упал бы за эту огромную территорию, которой управляет Советский Союз, позади которого будут мертвые страны". Другие идиомы — "тень, опустившаяся на континент", "пятые колонны" и "полицейские государства", "полное послушание", "безусловное расширение власти" — раньше применялись на Западе по отношению к нацистской Германии. Перенеся их на Советский Союз, Черчилль обозначил нового врага.

 

"Господин Черчилль напоминает Гитлера"

Сталин в долгу не остался. Пару дней он выжидал реакции за рубежом, а затем в советской прессе были опубликованы статья академика Евгения Тарле (члена Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников) с историческим обзором внешней политики Великобритании и материал "Черчилль бряцает оружием". 14 марта советский генсек дал интервью "Правде", в котором призвал к сдержанности, но при этом поставил Черчилля в один ряд с Гитлером и подчеркнул, что тот призвал Запад к войне с СССР.

Сталин:

Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира

Обвинения Черчилля в "англосаксонском" расизме стали общим местом в советской пропаганде второй половины 1940-х — начала 1950-х годов.

 

“Все подсудимые излучали радость”

Повлияла Фултонская речь и на Нюрнбергский процесс. Глава американского обвинения Роберт Джексон отправился в двухнедельный вояж в Париж, Вену и Прагу, где выступил с лекциями, на которых предупреждал слушателей о приближающемся конфликте между коммунистами и демократами. В отчете президенту Трумэну главный обвинитель от США писал, что таким образом он дал "видимый знак" местным антикоммунистическим силам об американской поддержке.

На скамье подсудимых, как пишет Александр Звягинцев, после Фултонской речи наступило радостное возбуждение. "Наци номер два" Герман Геринг даже прямо заявил: "Ну вот, теперь-то мы их разобьем!"

Секретарь советской делегации Аркадий Полторак вспоминает, что зайдя в зал суда 12 марта до начала судебного заседания, он обнаружил весьма любопытную картину. "Скамья подсудимых напоминала встревоженный улей. Даже Геринг покинул свое обычное место: с правого края первого ряда перешел в центр, — описывает Полторак. — Вокруг него собрались Риббентроп, Розенберг, Дёниц, Франк, Заукель, Ширах. В другом конце совещались Шахт, Папен, Фриче, Зейсс-Инкварт, Нейрат. (...) Независимо от "групповой" принадлежности, все подсудимые без исключения излучали радость. На лицах некоторых появилась даже затаенная надежда".

Согласно этим мемуарам, Геринг заявил: "Летом прошлого года я не надеялся увидеть осень, зиму и новую весну. Если я дотяну до следующей осени, я, наверное, увижу еще не одну осень, не одну зиму и не одно лето".

Обвиняемые даже потребовали от трибунала вызвать Черчилля в качестве свидетеля, а Гесс сказал Герингу: "Вы еще будете фюрером Германии".

Обвиняемым казалось, что трибунал вот-вот распадется, прекратит свою деятельность. "Все делалось для того, чтобы создать трещину в отношениях между советскими и западными представителями в Международном трибунале. Такую трещину, в которую мог бы провалиться весь Нюрнбергский процесс", — подчеркивает секретарь советской делегации.

В комнате судей, наоборот, три дня царило тягостное молчание. Тем не менее и представители обвинения, и даже стоявшее за ними руководство стран-союзниц смогли оставить противоречия в стороне. Несмотря на изменившуюся обстановку, суд продолжился как прежде.

 

Источники:

Николай Злобин. Неизвестные американские архивные материалы о выступлении У. Черчилля 5.III.1946

Аркадий Полторак. Нюрнбергский эпилог

Александр Звягинцев. Нюрнбергский отсчёт

Наталья Лебедева. СССР и Нюрнбергский процесс

Tusa A., Tusa J. The Nuremberg Trial

Hirsch F. Soviet judgment at Nuremberg: a new history of the international military tribunal after World War II

Комментарий эксперта

“Советский Союз хотел лишь долгосрочного мира”

Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН Дмитрий Суржик о том, что Фултонская речь и ее последствия вовсе не были неизбежны. 

Говоря о Фултонской речи Черчилля, мы должны рассмотреть не только ее саму, но и ряд других знаковых выступлений того времени. Это, в первую очередь, "Длинная телеграмма" американского дипломата Джорджа Кеннана, которая была отправлена 22 февраля 1946 года из посольства США в Москве. Именно этот документ стал калькуляцией сил, средств и методов, которые надо было использовать против Советского Союза в начинающейся холодной войне. 

В апреле 1945 года скончался президент США Франклин Рузвельт, который пытался выступать в роли посредника между британскими и советскими интересами. Ему удавалось сглаживать многие откровенно антисоветские начинания Черчилля. Например, если Черчилль предлагал открыть второй фронт на Балканах с тем, чтобы отсечь Красную Армию от Восточной Европы, то Рузвельт настоял на Нормандии, как наиболее близком к Великобритании месте.

Рузвельт до последнего хранил надежду на то, что мир после Второй мировой войны удастся сохранить с помощью квартета, в который он включал США, Великобританию, Советский Союз и Китай

После войны наметилось шаткое равновесие просоветских и антисоветских сил по всему миру. Но на смену Рузвельту пришел Гарри Трумэн — представитель "ястребиного" крыла Демократической партии. Тот самый человек, который в июне 1941 года сказал, что если будут побеждать немцы, то надо поставлять оружие русским, и наоборот. И здесь дело не только в личности руководителя. Уже при Рузвельте, в 1943 году, на заседаниях Американской экономической ассоциации звучит одна и та же мысль: война скоро закончится и вместе с ней закончится "золотой дождь" из военных заказов. Если это произойдет, то Соединенные Штаты снова постигнет Великая Депрессия, поэтому необходимо сохранять высокую боеготовность против любого противника по окончании Второй мировой войны.

И если "Длинная телеграмма" Кеннана была набором конкретных мер по принуждению Советского Союза к капитуляции перед Западом, то Фултонская речь Черчилля стала официальным провозглашением холодной войны.

Черчилль обвинил Советский Союз в запугивании, подчинении себе других стран, провоцировании войны — но это был тот самый Черчилль, который еще в 1944 году предложил Сталину процентное соглашение о распределении политического влияния в восточноевропейских странах. Чего хотел Советский Союз, известно из воспоминаний советского полпреда в Лондоне Михаила Майского: долгосрочный мир как минимум на 20 лет, и этот мир можно обеспечить только через наличие дружественных стран в Восточной Европе. Они не обязательно должны быть коммунистическими, пишет Майский в 1943 году в телеграмме Молотову, но должны находиться в советской сфере влияния и проводить совместную внешнюю политику и политику в сфере обороны.

Конечно, СССР не был той страной, которую рисовала советская пропаганда — у него существовало огромное количество и внутренних, и внешних проблем.

Но 1946 и 1947 годы — это еще период сохранения социал-демократических режимов в большинстве стран, находившихся под советским контролем. Лишь со второй половины 1947 года Советский Союз берет курс на однозначную советизацию восточноевропейских стран, построение в них социализма по сталинскому типу

Если бы президентом США после Рузвельта стал не Трумэн, а Генри Уоллес, вице-президент в 1941-1945 годах, то холодная война бы началась не так жестко, не так радикально. Не было бы "охоты на ведьм" в Соединенных Штатах, сотрудничества с бывшими нацистами в Германии. Взаимодействие с Советским Союзом могло бы сохраниться, пусть и в более прохладном виде. Генри Уоллес был человеком широких и демократических взглядов, одним из выдающихся игроков в команде Рузвельта, но эта команда всегда была очень маленькой. Рузвельту все время приходилось идти на уступки, и одной из этих уступок стало то, что он на президентских выборах 1944 года взял себе в пару Трумэна, а не Уоллеса.