Мари Клод Вайян-Кутюрье родилась в 1912 году, жила в Париже. По профессии — фотожурналист. После войны стала лидером женского демократического движения, депутатом Учредительного собрания, рыцарем Почетного легиона.

Была арестована полицией вишистского режима 9 февраля 1942 года и передана гестапо. Год содержалась в различных тюрьмах во Франции, затем в январе 1943 года с группой французских женщин была отправлена в Освенцим. Оттуда в мае 1944 года — в Равенсбрюк.

В статье использованы фрагменты допроса свидетельницы 28 января 1946 года.

Освенцим

Крупнейший нацистский лагерь смерти, располагался в 60 км к западу от Кракова. Первые узники были доставлены в лагерь в мае 1940 года. Общее число узников и жертв Освенцима установить невозможно. По оценкам историков, за время существования лагеря в нем было уничтожено от 1,1 до 1,6 миллионов человек.

"Оттуда никогда не возвращаются"

"Когда я отказалась подписать, офицер, который меня допрашивал, начал угрожать мне, и после того как я сказала, что не боюсь смерти, не боюсь расстрела, он ответил: "В нашем распоряжении есть средства куда более ужасные, чем расстрел". Переводчик же добавил: "Вы не представляете, что сказали. Вас отправят в концентрационный лагерь, оттуда никогда не возвращаются" (...) Солдаты-лотарингцы, которые были мобилизованы в германскую армию и охраняли нас, говорили: "Если бы вы знали, куда вас везут, вы бы не торопились туда приехать".

Первый день

"Лагерь Биркенау (часть лагерного комплекса в Освенциме — Авт.) находился на большой равнине; в январе там свирепствовал мороз. Мы совершили этот переход в лагерь, неся свой багаж. Миновав ворота лагеря, мы остро почувствовали, как мало надежды выйти отсюда живыми. Мы это поняли, так как на пути нам встретилась колонна живых скелетов, колонна людей, направляющихся на работу. Мы ощутили это столь остро, что, пройдя ворота, запели "Марсельезу", чтобы придать себе мужества. (...) 

Под вечер мы увидели, что снаружи расположился оркестр. В это время шел снег, и мы спрашивали себя, почему оркестр играет. В это время появились "командо" — партии заключенных, которые возвращались с работы. Следом за каждой рабочей партией шли люди, несшие трупы."

"Их даже не считали"

"В систему приема прибывающих партий было внесено усовершенствование: вместо того чтобы производить отбор на платформе, состав подводили по запасному пути почти к самой газовой камере. (...) Мы видели, как распломбировывали вагоны, как солдаты выводили из них женщин, детей и мужчин. (...) Все эти люди не знали, какая участь им была уготована. (...) В ту пору, то есть, в июне-июле 1944 года, во время отбора после прибытия состава оркестр из молодых красивых заключенных, одетых в белые блузки и синие матросские юбки, играл веселые арии из оперетты "Веселая вдова", "Баркаролу" из "Сказок Гофмана" и т. д. (…) Тех, кто был отобран для отравления газом, то есть стариков, детей и матерей, направляли в здание из красного кирпича.(...)

Но в дальнейшем, когда стали прибывать большие партии из Венгрии, не было времени разыгрывать представление и мистифицировать заключенных. 

Дюбост (Шарль Дюбост — представитель французского обвинения — Авт.): Производили ли перепись этих людей?

Вайян-Кутюрье: Нет.  

Дюбост: На них не ставили клейма?— 

Вайян-Кутюрье: Нет, их даже не считали."

Не имело значения, кого уничтожать – детей, стариков или солдат, возраст и состояние жертв не принимались в расчет, речь шла не о терминах, не о категориях, а о свойствах и  качествах. Еврейский или цыганский ребенок был прежде всего только евреем или только цыганом, а не ребенком, уничтожали просто, вообще, евреев, цыган, русских, поляков, а не стариков и женщин, не уничтожали людей, а стирали темные пятна с безукоризненного образа вечного, изначального  Рейха

— Борис Якеменко "Концентрационный мир..."

 

"Ждем вашего приезда"

"Когда мы выехали из форта Роменвилль, находившиеся там еврейки остались. Затем их отправили в направлении Дранси, и мы вновь встретились с ними в Освенциме спустя три недели после нашего приезда туда. Из общего их числа в 1200 человек в лагерь попали 125 человек, остальных немедленно по прибытии отравили газом. Месяц спустя ни одна из этих 125 евреек не осталась в живых.(...)

Я была знакома с молоденькой французской еврейкой. (…) Маленькая Мари была единственной выжившей из семьи в девять человек. По прибытии в лагерь ее мать и семерых братьев и сестер отравили газом. Ей же было приказано раздевать маленьких детей перед тем, как они попадали в газовую камеру.(...)

Когда прибывали евреи из Салоник, им выдавали почтовые открытки. Внизу на открытках указывалось, что адрес отправителя — Вальдзее, хотя такого пункта не существовало. Им выдавали также печатный текст с тем, чтобы они написали своим

родным: "Здесь мы хорошо устроились, у нас есть работа, с нами хорошо обращаются и хорошо кормят. Ждем вашего приезда". Я лично видела такие почтовые открытки. (...)

Мне известно, что такие случаи имели место в Греции, и я не знаю, применяли ли этот метод в других местах, но в Греции целые семьи приходили в бюро по вербовке в Салониках, изъявляя желание присоединиться к своим родным. Я вспоминаю профессора-филолога из Салоник, который с ужасом узнал в приехавшем родного отца.(...)

По другую сторону от нашего лагеря находился так называемый лагерь для семей. В него были помещены евреи из гетто в Терезиенштадте. В отличие от нас они не были выбриты, не носили вытатуированные клейма, им оставили их одежду, они не работали. Так они прожили шесть месяцев. А спустя шесть месяцев все обитатели этого лагеря были отравлены газом."

Повседневность

"В половине четвертого раздавался грубый окрик охраны, которая нас будила и поднимала с жалкого ложа ударами дубинок на перекличку. Ничто на свете не могло освободить от переклички, даже умиравшие должны были ползком выходить на нее. По пять человек в ряду мы должны были оставаться на перекличке до рассвета, то есть до 7 или 8 часов утра, а когда стоял туман, то мы оставались там до полудня. После этого команды приходили в движение и направлялись на работу (…)

В Освенциме преследовалась совершенно определенная цель — уничтожение. Производительность труда заключенных не представляла интереса. Их убивали без всякой причины. Было достаточно заставить стоять на ногах с утра до вечера. Что же касается того, носят заключенные один или десять кирпичей, этому не придавали значения. Там полностью отдавали себе отчет в том, что людей — человеческий материал — использовали как рабов, чтобы заставить их умереть. (...)

У нашей женской охраны были дубинки, и направо и налево щедро наносились удары. В числе наших подруг была Жермен Рено — преподавательница из Азе-ле-Ридо во Франции. На моих глазах ей во время переклички проломили череп ударом дубинки. (...)

Во время работы нас охраняли эсэсовцы, мужчины и женщины, которые наносили удары дубинкой и натравливали на нас собак. У многих моих товарищей на ногах были следы от укусов собак. Мне пришлось видеть, как одна женщина была разорвана собаками. Она умерла на моих глазах, в то время как эсэсовец Таубер продолжал натравливать на нее свою собаку и глумился при виде этого зрелища.(...)

Сначала это были только эсэсовцы, но с весны 1944 молодых эсэсовцев из многих рот заменили старыми людьми из вермахта. Как в Освенциме, так и в Равенсбрюке. Нас охраняли солдаты вермахта уже с 1944 года."

От подъема до отбоя вся структура жизни заключенного отражала в  себе символическую систему тоталитарного и тотального государства и указывала узнику место на самых нижних ярусах системы или даже под ее поверхностью. При этом тотальность закономерно была тем абсолютнее, чем больше людей попадало в лагеря и чем жестче было с ними  обращение

— Борис Якеменко "Концентрационный мир..." 

 

Блок № 25

"Блок 25, если можно так выразиться, был преддверием смерти, он был мне хорошо известен, так как мы к тому времени были переведены в блок 26 и наши окна выходили во двор 25-го блока.

Во дворе можно было видеть горы трупов. Время от времени голова или рука одного из сваленных в кучу тел приходила в движение: это была умирающая, которая стремилась выбраться из горы трупов, чтобы спастись.

Смертность в этом блоке была еще более высокой, чем в других, так как обреченным на смерть давали пить и есть лишь в тех случаях, когда оставались остатки пищи в кухонных котлах, то есть часто в течение многих дней они оставались без капли воды.

Однажды одна их моих подруг — Аннет Эпо, красивая молодая женщина 30 лет, проходила мимо блока. Ей стало жаль этих женщин, кричавших с утра до вечера на всех языках: "Пить, пить, пить, воды". Она возвратилась в наш блок, чтобы принести им немного похлебки, но в тот момент, когда она протягивала ее через решетку окна, надсмотрщица заметила это и, схватив Аннет Эпо за ворот, швырнула ее в 25-й блок.

Два дня спустя я видела ее в грузовике, который отправлялся к месту, где находилась газовая камера. Она поддерживала старуху-француженку Лин Поршэ и когда грузовик тронулся, закричала нам: "Если вы возвратитесь во Францию, не забудьте о моем маленьком мальчике!". Потом они начали петь "Марсельезу"."

Врачи-садисты

"Видела в лазарете, в котором я работала, молодых евреек из Салоник, которые находились перед рентгеновским кабинетом, где их ожидала стерилизация. Кроме того, мне было известно, что в лагере для мужчин производили операции по кастрации.

Я была в курсе медицинских экспериментов над женщинами, потому что моя подруга доктор Адэ Оваль из Монбельяра, которая возвратилась во Францию, работала в течение многих месяцев в этом блоке, ухаживала за больными, хотя всегда отказывалась участвовать в проведении экспериментов. Женщин подвергали стерилизации, делая впрыскивания, а также путем облучения. Я видела и знала многих женщин, которые были стерилизованы. Среди подвергавшихся операции по стерилизации была высокая смертность (...)

Они не скрывали цели, которую преследовали, производя стерилизацию. Они говорили, что стремятся найти лучший метод стерилизации, чтобы заменить коренное население оккупированных стран немцами после того как используют одно поколение местных жителей в качестве рабов. (...)

Весной 1944 года был организован блок для близнецов. Это было в то время, когда прибыла колоссальная партия венгерских евреев, приблизительно 700 тысяч. Доктор Менгеле, который производил эксперименты, отбирал во всех прибывших партиях близнецов. Он руководствовался желанием получить обоих близнецов, вне зависимости от того, какого они были возраста. Поэтому в этом блоке находились и маленькие дети и подростки. Я не знаю, что с ними делали, помимо того, что у них брали кровь и производили их измерения."

Матери и дети

"Если еврейские женщины, попадавшие в лагерь, находились на первых месяцах беременности, им делали аборт. Когда же они находились на одном из последних месяцев, то после того как они производили на свет ребенка, его топили в ведре с водой. (...) Этим руководила немка-акушерка, сидевшая по обвинению в уголовном преступлении — совершении абортов. Спустя некоторое время приехал новый врач и в продолжение двух месяцев новорожденных еврейских детей перестали убивать. Но однажды из Берлина пришел приказ, в котором говорилось, что их снова следует уничтожать. Тогда матерей с детьми вызвали в лазарет, посадили на грузовики и увезли в газовую камеру. (…)

Обычно, когда женщины не еврейской национальности производили на свет детей, их не отбирали у матерей, но в связи с тем, что условия в лагере были ужасны, новорожденные редко выживали более 4-5 недель.

В лагере был блок, в котором находились польские и русские матери. Однажды русских обвинили в том, что они производят слишком большой шум. Их вызвали на перекличку и заставили целый день стоять перед своим блоком с детьми на руках, совершенно раздетыми, в продолжение всего дня."

Рвы и печи

"В Освенциме было восемь кремационных печей. Но с 1944 года этого количества  стало недостаточно. Эсэсовцы заставили заключенных вырыть колоссальные рвы, в которых устанавливали перекрестные перекрытия. Их обливали бензином и поджигали. Трупы сбрасывали в эти рвы. Мы видели из нашего блока, как спустя примерно три четверти часа или час после прибытия партии заключенных из печей крематория начинали вырываться большие языки пламени и на небе возникало зарево от огня, поднимавшегося над рвами.

Однажды ночью мы были разбужены страшными криками. На следующее утро мы узнали от людей, работавших при газовой камере, что накануне было недостаточно газа и еще живых детей бросали в топки кремационных печей."

***

"Когда мы оставляли лагерь Освенцим, мы не верили самим себе. У нас сжимались сердца оттого, что из всех нас, то есть, из 230 человек, прибывших сюда 18 месяцев назад, осталась маленькая группа в 49 человек. Мы испытывали чувство, как будто оставляем ад, и впервые у нас зародилась надежда на то, что мы выживем и вновь увидим мир."

 

Равенсбрюк

Лагерь был открыт в мае 1939 года в 100 км к северу от Берлина. В нем содержались преимущественно женщины. Из 132 тысяч заключенных, прошедших через Равенсбрюк, погибли более 50 тысяч человек.

Рабство

В самом Равенсбрюке был завод Siemens, где производилось телефонное оборудование и радиоаппаратура для самолетов

Кроме того, внутри самого лагеря находились мастерские по производству камуфляжа, военного обмундирования и всевозможных вещей, используемых солдатами. (...)

В Равенсбрюке вопрос о производительности труда играл большую роль. Это был распределительный лагерь. Когда в лагерь прибывали партии заключенных, их спешно направляли либо на предприятия по производству боеприпасов, либо на пороховые заводы, либо на строительство аэродромов, а в последнее время на рытье окопов.

(...)

Промышленники, или мастера, или уполномоченные ими лица сами приходили в лагерь в сопровождении эсэсовцев, чтобы произвести отбор. Создавалось впечатление невольничьего рынка: щупали мускулы, изучали выражение лица, после чего останавливались в своем выборе на ком-либо. Затем отобранные проходили в раздетом виде перед врачом, и тот принимал решение, могут или не могут они работать на заводе. В последнее время врачебный осмотр был только проформой, так как брали кого бы то ни было.

Работа была непосильная, особенно потому, что не хватало пищи и было мало времени для сна, то есть приходилось напряженно работать по 12 часов, а утром и вечером выходить на перекличку.(...)

Работа шла в бешеном темпе, заключенные не могли даже выйти в уборную. Днями и ночами их нещадно били эсэсовцы и эсэсовки: если ломалась игла из-за плохого качества материала, если останавливалась машинка, если этим дамам и господам не нравился взгляд.

Ближе к концу смены можно было видеть, что рабочие настолько истощены, что каждое движение давалось с усилием.(...) Если не выполнялась обычная норма, бригадир Биндер набрасывался и избивал женщин со всей силы. Одну за другой, друг за другом, с таким результатом, что последняя в ряду каменела от ужаса."

Подопытные "кролики"

"В блоке вместе с нами находились польские женщины; некоторых называли "кроликами", потому что их использовали в качестве подопытных существ. Из партий польских женщин отбирали здоровых девушек со стройными ногами и производили над ними операции: у одних удаляли из ноги часть кости, другим делали впрыскивания, для чего именно, я не знаю. Среди подвергавшихся операциям была большая смертность.

Тех, кто отказывался идти в лазарет, где им должны были производить операцию, силой отправляли в карцер, и там их оперировал приехавший из Берлина профессор. Он производил операции в военной форме, не принимая никаких антисептических предосторожностей, не надевая халата и не вымыв рук. Среди "кроликов" были те, кому удалось выжить, и они испытывают страшные страдания до настоящего времени."

Беспрецедентность насилия во многом объяснялась тем, что оно было постоянно ощущаемым следствием чрезвычайного давления государства на общество, через насилие государство предъявляло себя социуму. В результате этого давления должна была выкристаллизоваться (...) принципиально новая категория людей (как при чрезвычайном давлении  графит превращается в алмаз), которая обеспечит необратимость времени. Не случайно строительство "нового человека", поиски новых физических возможностей человека, выливавшиеся в Концентрационном мире в изуверские эксперименты над людьми, пронизывают всю идеологию Третьего рейха

— Борис Якеменко "Концентрационный мир..."

 

"Они гнили заживо"

"В блоках совершенно не было места и заключенные спали вчетвером на кроватях, поэтому в центре лагеря был натянут большой тент, под ним была разложена солома. Венгерских женщин приводили под этот тент. Их состояние было ужасным. Было много случаев обморожения ног, потому что они прошли часть дороги по снегу. Многие из них умерли по дороге. Тех кто прибывал в лагерь, вели под этот тент и там многие из них умерли. Каждый день прибывал отряд для выноса трупов из-под тента.

Однажды, вернувшись в свой блок, который был рядом с тентом, я увидела перед ним кучу дымящегося навоза. Я внезапно поняла, что этот навоз был из человеческих экскрементов, поскольку у несчастных женщин не было сил доползти до уборных. Им приходилось заживо гнить в этой грязи.(…)

Это была зима 1944 года, приблизительно ноябрь или декабрь, мне кажется. Хотя я не могу сказать точно, какой это был месяц. Сложно говорить о точных датах в концентрационных лагерях, поскольку дни пыток шли друг за другом и учитывая их монотонность, трудно установить день."

Освобождение

"Когда немцы покинули лагерь, в нем осталось две тысячи больных и некоторое число добровольцев, в том и я, чтобы ухаживать за больными. Нас оставили без воды и света. К счастью, на другой день прибыли русские.

Мы смогли отправиться в лагерь, где помещались мужчины, и там мы увидели неописуемое зрелище. В течение пяти дней у заключенных не было воды. В лагере находились 800 человек тяжелобольных, три врача и семь медсестер, которые не успевали выносить мертвых.

Благодаря Красной Армии мы смогли перевезти этих больных в чистые блоки, оказать им необходимую помощь и накормить их. К сожалению, я могу назвать лишь число французов. Когда мы прибыли в мужской лагерь, в нем находились 400 французов, но только 150 вернулись во Францию."

***

"Трудно дать точное представление о концентрационных лагерях, когда лично сам в них не побываешь. Можно привести примеры зверского обращения, но невозможно дать почувствовать эту убийственную рутину существования.

Когда спрашивают, что было самым ужасным, на это невозможно ответить. Все было ужасным

Ужасно умирать от голода, от жажды, быть больным, видеть, как умирают вокруг товарищи и не иметь возможности что-либо сделать. Ужасно думать о своих детях, о своей стране, которых никогда больше не увидишь. Иногда наступали такие моменты, когда мы сомневались, не кошмар ли это, так эта жизнь по своему ужасу казалась нам нереальной. В течение месяцев и лет у нас было одно желание: пусть хоть кто-нибудь из нас останется в живых, чтобы рассказать всему миру о том, что такое нацистская каторга.

Так было всюду: в Освенциме и в Равенсбрюке. Люди, побывавшие в других лагерях, рассказывают то же самое: всюду систематически проявлялась беспощадная воля к тому, чтобы использовать людей в качестве рабов и, когда они больше не в состоянии работать, убивать их."

Видеофрагмент допроса Мари Клод Вайян-Кутюрье

Источники:

Стенограмма Нюрнбергского процесса. Том VIII / Перевод с английского и составление — Сергей Мирошниченко

Борис Якеменко "Концентрационный мир нацистской Германии. Основные черты феноменологии непознанного". Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Всеобщая история. 2020. Т. 12. № 1