28 ноября в судебном заседании впервые зачитали показания свидетеля. Именно зачитали: сам свидетель находился в Западном полушарии. Показания принадлежали бывшему генконсулу США в Берлине Джорджу Мессерсмиту, который благодаря своему высокому дипломатическому посту был очевидцем подготовки Германии к агрессии. Защита встала на дыбы: почему бы американскому дипломату не явиться в суд и не встать под перекрестный допрос? Как разрешал такие споры Нюрнбергский трибунал, рассказывает исследователь международного права, юрист Сергей Мирошниченко.

В ходе судебного разбирательства в Нюрнберге трибунал разработал два подхода к аффидевитам — письменным показаниям, данным под присягой. Первый сформировался в ситуации с Джорджем Мессерсмитом. Когда американский обвинитель Сидни Олдерман начал оглашать его письменные показания, которые доказывали существование заговора и связей германского правительства с австрийскими нацистами, адвокат подсудимого фон Папена Эгон Кубошок сразу возразил. Защита заявила ходатайство о том, чтобы Мессерсмит лично явился в зал заседаний. Олдерман объяснил, что Мессерсмит находится в Мехико (с 1942 по 1946 Мессерсмит был послом США в Мексике — Автор) и доставить его в суд затруднительно. Трибунал отклонил ходатайство защиты и вынес следующее решение: он принимает аффидевит, но при одном условии: защита сможет направить свидетелю так называемые опросные листы. Защита Папена, а в дальнейшем Функа, Нейрата и Дёница их подготовила, и американское обвинение отправило их в Мехико. Ответы на опросные листы были представлены трибуналу в апреле 1946 года.

Второй подход возник в связи с попыткой американского обвинения огласить письменные показания бывшего австрийского канцлера Курта Шушнига. Защита заявила, что показания этого свидетеля очень важны и нет никакого препятствия к тому, чтобы обеспечить явку Шушнига в судебное заседание. Трибунал удовлетворил ходатайство защиты и запретил обвинению зачитывать показания Шушнига. При этом он позволил сторонам вызвать Шушнига в суд, но они этого так и не сделали.

Два этих фактора — значимость показаний и географическая доступность свидетеля — не были негласными правилами. Трибунал официально о них распорядился.

Здесь был применен классический принцип англосаксонского права, когда процессуальное правило формулируют в ходе процесса

Процессуального кодекса — исчерпывающего свода норм судопроизводства, которым мог бы руководствоваться трибунал - не существовало. Устав трибунала предусматривал рамочные нормы ведения процесса, к тому же статья 19 прямо указывала, что трибунал не должен быть связан формальностями в использовании доказательств. Поэтому по ходу процесса суд официально выносил решения по каждой возникающей ситуации. Защита знакомилась с текстами решений в информационном центре подсудимых.

Эту практику распространили не только на аффидевиты, но и на документы. Когда советское обвинение попыталось приобщить в качестве доказательства заявление Фридриха Паулюса советскому правительству от 9 января 1946 года, защита заявила, что письмо Паулюса — не аффидевит, то есть, не протокол допроса. А значит, приобщить его к делу нельзя. Второй аргумент — значимость фигуры германского фельдмаршала: он разрабатывал план "Барбаросса", был непосредственно знаком со всем высшим руководством Германии. Советское обвинение, вероятно, ожидало таких возражений и заблаговременно доставило Паулюса в Нюрнберг, где он предстал перед судом в качестве свидетеля.

В дальнейшем Трибунал строго следовал этому правилу. Если в письменных показаниях шла речь о нацистской верхушке и доставить свидетеля в Нюрнберг не составляло труда, суд неизменно требовал личного допроса.

Когда звучали показания людей, пострадавших от фашизма, защита не упускала возможности отметить, что у свидетеля есть причина для личной неприязни, а значит, его показания необъективны. Поэтому обвинители, отбирая свидетелей для допросов в зале суда, отдавали предпочтение людям, не имеющим личных счетов к нацистам — показания беспристрастного человека более ценны. По этой причине сильное впечатление произвело оглашение письменных показаний Германа Граубе — немецкого инженера строительной фирмы, находившейся на Украине. Граубе стал очевидцем еврейского погрома в Ровенском гетто в июле 1942 года и уничтожения евреев в районе города Дубно в октябре того же года. Картину расстрела евреев в противотанковом рву он описал суду.

Существовало также техническое ограничение на приобщение аффидевитов и документов. Когда оглашались те же показания Мессерсмита, не были готовы их русско- и франкоязычные копии. Приблизительно до декабря обвинение вообще не успевало переводить документы на все четыре языка процесса, поэтому аффидевиты, в частности Мессерсмита, зачитывались не полностью, а цитатами. Американская сторона предложила до момента перевода документов на все четыре языка считать доказательствами только то, что оглашалось в открытом заседании и благодаря системе синхронного перевода доводилось до сведений участников процесса. В дальнейшем в качестве доказательств приобщались документы, переведенные на четыре языка процесса, даже без оглашения в суде. Их не требовалось зачитывать — достаточно было сказать название и номер.

Нельзя сказать, что у Трибунала преобладал обвинительный уклон в вопросе принятия и оценки доказательств, в том числе аффидевитов

Суд выносил решения по вопросам порядка ведения процесса с учетом мнения защиты, пытался соблюдать баланс интересов участников разбирательства. В этом смысле Нюрнбергский трибунал разительно отличался от режима бессудных расправ, установленного нацистами.

 

Справка

В зале заседания за все время процесса было допрошено 116 свидетелей.

Из них:

33 свидетеля обвинения,

61 свидетеля защиты,

22 свидетеля по делу преступных организаций.

Суду было представлено 143 аффидевита со стороны обвинения, а также 196 213 письменных показаний со стороны защиты по делу организаций.


Источник:

Приговор Международного военного Трибунала