Руденко: “Мораль людоедов и алчность грабителей”

Война в букварях

Руденко: “Подсудимые знали, что циничное глумление над законами и обычаями войны является тягчайшим преступлением, знали, но надеялись, что тотальная война, обеспечив победу, принесет безнаказанность... От того, что в эти злодеяния были вовлечены массы немцев, что, прежде чем натравливать своры собак и палачей на миллионы невинных, подсудимые годами отравляли совесть и разум целого поколения немцев, воспитывая в них чванство “избранных”, мораль людоедов и алчность грабителей, стала ли вина гитлеровских заговорщиков слабее или меньше?

(...)

Все науки были военизированы. Все виды искусства подчинены целям агрессии.

“Мы идем к науке свободные от бремени знания и научного образования», – говорилось в фашистском журнале “Politische Wissenchaft” № 3 за 1934 г., – студент должен приходить в высшую школу с требованием, чтобы наука была такой же солдатской, как его собственная выправка”.

(...)

“Мы снова хотим оружия, – говорил Гитлер, – поэтому все, начиная от букваря ребенка и до последней газеты, каждый театр и каждое кино, каждый столб для плакатов и каждая свободная доска для объявлений должны быть поставлены на службу этой единственной большой миссии”.”

“Уже много языков народов мира звучало с трибуны Международного Военного Трибунала, — написал в своей книге “В конце концов. Нюрнбергские дневники” Борис Полевой, освещавший процесс для газеты “Правда”, — Говорили русские, американцы, англичане, французы, чехи, бельгийцы, испанцы, голландцы, норвежцы. И сами немцы поднимались как свидетели для того, чтобы под давлением неопровержимых улик разоблачить детали чудовищного заговора против народов мира, который составила кучка наместников дьявола на земле, вежливо именуемая на судебном языке главными военными преступниками. Сегодня в зале снова зазвучал голос советского народа. На трибуну обвинения вновь поднялся Главный Обвинитель Р. А. Руденко. Когда мы услышали в наушниках глуховато переданные радио слова родного языка, невольно подумалось, что на трибуне, вознесенной над скамьей подсудимых, сам советский народ.”

Патологическая анатомия

Руденко: “Чехословацкая молодежь была лишена возможности получить образование. Когда в 1942 году к Франку обратилась чешская делегация с просьбой разрешить открыть чехословацкие высшие учебные заведения, он цинично ответил: “Если война будет выиграна Англией, то вы откроете свои школы сами; если победит Германия, то начальные пятиклассные школы будут для вас достаточны”.

Советский писатель Полевой, понятно, сконцентрировал свое внимание на соотечественнике-прокуроре. А работавший с подсудимыми американский военный психолог Густав Гилберт — на преступниках. 

“Когда стал выступать Руденко, Геринг и Гесс демонстративно сняли наушники, заявив таким образом, что эту речь и слушать не стоит, — повествует Гилберт в книге Нюрнбергский дневник”, — Когда я спросил у Геринга, почему он отказался слушать, он ответил, что заранее знал, что скажут русские. На тот же вопрос Гесс ответил, что даже не счел необходимым слушать, как какие-то иностранцы порочат его страну. (Весьма примечательный для амнезии повтор — он уже заявлял подобное на второй день слушаний.)”

Руденко: “Югославия, также как и Польша, сделалась жертвой немецко-фашистских хищников, покрывших эту цветущую страну руинами и устлавших поля, сады и пашни трупами многих тысяч югославских патриотов, павших в героической борьбе против иноземных захватчиков и поработителей, в борьбе за свободу и независимость своей родины.”

“Советский Обвинитель в своей спокойной неторопливой речи анатомировал это многоголовое чудовище, — живописует Полевой, — Показывая не только его клыки и когти, действие которых европейские народы испытали на себе, но его сокровенные ядовитые железы, его чудовищный желудок, уже готовившийся к тому, чтобы переварить все неарийские народы, показывал тайные извилины его страшного мозга, в которых зрели планы новых заговоров против человечества, показывал глубоко скрытые нервы, приводившие в движение весь этот чудовищный организм.”

Минус тридцать миллионов славян

Руденко: “Все подсудимые подготовили, организовали и совершили не поддающиеся описанию, никогда в истории не встречавшиеся кощунственные преступления против человечности, против основ человеческой морали и международного права.

(...)

Особое место среди неслыханных злодеяний гитлеровцев занимают их кровавые расправы со славянскими и еврейским народами.

Гитлер говорил Раушнингу: “После столетий хныканья о защите бедных и униженных наступило время, чтобы мы решили защитить сильных против низших. Это будет одна из главных задач немецкой государственной деятельности на все время – предупредить всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами дальнейшее увеличение славянской расы.”.

(...)

На вопрос представителя советского обвинения свидетель (Эрих фон дем Бах-Зелевски - прим. ред.) заявил: “В речи Гиммлера упоминалось, что нужно сократить число славян на 30 миллионов человек”.

В своих планах фашистские заговорщики наметили поголовной уничтожение еврейского населения мира, и они проводили это уничтожение на всем протяжении заговорщической деятельности, начиная с 1933 года.

(...)

В речи подсудимого Франка, опубликованной в “Краковской газете” 18 августа 1942 г., говорилось: “Тот, кто пройдет сегодня по Кракову, Львову, Варшаве, Радому или Люблину, должен по справедливости признать, что усилия немецкого управления увенчались реальными успехами – евреев больше почти не видать”.

Зверское уничтожение еврейского населения имело место на Украине, в Белоруссии, в Прибалтике. В г. Риге проживало до немецкой оккупации около 80 000 евреев. К моменту освобождения Риги Красной Армией там осталось 140 евреев.”

Председатель Трибунала судья Джеффри Лоуренс объявил перерыв. Густав Гилберт воспользовался этим, чтобы побеседовать с подсудимыми.

“Фриче заметил, что русские привели один факт, о котором он и понятия не имел — о лагерях смерти за немецкой линией фронта, где тела расстрелянных русских женщин и детей просто сваливали в какую-то яму, — пишет Гилберт, — Геринг принялся энергично возражать, мол, сейчас русские все жуткие преступления, в том числе и те, которые они совершили сами, норовят свалить на немцев.

— Тяжеловато вам придется доказывать, что русские решились на убийство своих же соотечественников исключительно ради того, чтобы потом обвинить в этом вас, — возразил я.

— Откуда вам известно, что мне тяжело доказать, а что легко? — ядовито спросил Геринг.

И тут от Геринга потребовал пояснений и Фриче.

— А то, что я сам видел официальные отчеты и фотографии! — рявкнул Геринг в ответ.

— И где же они? — допытывался Фриче.

— В Женеве! — Геринг, чувствуя, что загнан в угол, свирепел все больше.

— Так этот женевский отчет — совсем другое дело, — откликнулся Фриче, будто Геринг и сам этого не знал.”

Грабежи – гордость Геринга 

После перерыва Роман Руденко снова занял трибуну обвинителей.

Руденко: “Мы, – говорил Гитлер Раушнингу, – должны развить технику обезлюживания. Если вы спросите меня, что я понимаю под обезлюживанием, я скажу, что имею в виду устранение целых расовых единиц. И это – то, что я намерен осуществить, это, грубо говоря, моя задача. Природа жестока, поэтому и мы можем быть жестокими. Если я могу послать цвет германской нации в пекло войны без малейшего сожаления о пролитии ценной германской крови, то, конечно, я имею право устранить миллионы низшей расы, которые размножаются, как черви!”

Борис Полевой описывает атмосферу в зале, внимающем речи Романа Руденко: “Суд, прокуроры, защитники, гости с волнением слушали слова Главного советского Обвинителя, и даже корреспонденты, все видевшие, все знающие, которых мало чем удивишь, сегодня тихо сидели на своих скамьях, старательно, как первые ученики, записывая текст речи. То тут, то там в ложе прессы взметывались руки. Вызывались курьеры для передачи срочных телеграмм. В перерыве бар пустовал, зато из пресс-рума слышался такой треск пишущих машинок, что трудно было и слово разобрать.”

Руденко: “Подсудимый Геринг осуществлял свое руководство грабительскими действиями немецких воинских и экономических отрядов с величайшим усердием.

На совещании 6 августа 1942 г. с рейхскомиссарами и представителями военного командования Геринг требовал усилить ограбление оккупированных областей. “Вы посланы туда, – указал Геринг, – не для того, чтобы работать на благосостояние вверенных вам народов, а для того, чтобы выкачать все возможное”. И далее: “...Я намереваюсь грабить и именно эффективно”.

Следуя указаниям подсудимого Геринга, местные органы власти производили полное и беспощадное ограбление населения оккупированных территорий. В приказе, обнаруженном частями Красной Армии в ряде пунктов Курской и Орловской областей, дается перечень имущества, подлежащего передаче военной власти. В приказе упоминаются такие предметы, как весы, мешки, соль, лампы, кастрюли, клеенки, шторы, патефоны с пластинками. “Все это имущество, – говорится в приказе, – должно быть доставлено в комендатуру. Виновные в нарушении данного приказа будут расстреливаться”.

Движение на скамье подсудимых заметили все. Вот что увидел Борис Полевой: “Розенберг, знающий русский язык, сняв наушники, слушал речь, приложив к уху руку раковинкой. Геринг, в начале речи сердито сдернувший наушники, после того как была процитирована его фраза: “Я намереваюсь грабить и грабить именно эффективно”, судорожно надел их и не снимал уже до самого конца. Кейтель, сунув палец за ворот кителя, машинальным движением оттягивал его, будто петля уже сжимала его шею.”

“Дранг нах Остен”

Руденко: “Все агрессивные действия Германии в отношении ряда европейских государств, осуществленные в период с 1938 по 1941 год, в сущности являлись как бы подготовительными для главного удара на восток. Фашистская Германия задалась преступной целью овладения территорией Советского Союза для ограбления и эксплуатации народов СССР… Это стремление германского разбойничьего империализма выражено в известной формуле “Дранг нах Остен” (“Drang nach Osten”).

Я обращаюсь за доказательствами к официальным документам гитлеровского правительства, которые полностью изобличают подсудимых в совершении преступных действий, инкриминируемых им обвинительным заключением по настоящему делу.

(...)

По показаниям подсудимого Кейтеля, Гитлер собирался напасть на СССР в конце 1940 года. Уже раньше, весной 1940 года, был разработан план нападения на СССР. Совещания по этому вопросу проводились все лето… Это подтверждается и показаниями подсудимого Йодля, который на допросе показал, что планы нападения на СССР конкретно были разработаны в ноябре – декабре 1940 года и в тот период времени им были даны первые директивы армии, морскому флоту и военно-воздушному флоту. Под этими директивами Йодль имеет в виду документ, известный под названием “вариант Барбаросса”. Этот документ подписан Гитлером, Йодлем и Кейтелем.

Эта директива, предназначенная только для высших руководителей германской армии, содержит тщательно разработанную программу внезапного нападения на СССР.

Спустя менее чем месяц после этого вероломного акта Гитлер созвал совещание с участием Розенберга, Геринга, Бормана Ламмерса и Кейтеля. На этом совещании Гитлер инструктировал собравшихся не раскрывать перед внешним миром подлинных целей начатой гитлеровцами войны.

(...)

“Итак, – говорил Гитлер, – мы снова будем подчеркивать, что мы были вынуждены занять район, навести в нем порядок и установить безопасность... Отсюда и происходит наше регулирование. Таким образом, не должно быть распознано, что дело касается окончательного регулирования. Тем не менее, вопреки этому и несмотря на это, мы все же будем применять все необходимые меры – расстрелы, выселения и т.п.”.

Эти расстрелы, угон мирного населения в немецкое рабство, грабеж и всяческие насилия над мирным населением на языке Гитлера и его соучастников назывались “регулированием”.

“Только Гесс в этот день триумфа советского обвинения сохранял спокойный и равнодушный вид, – обратил внимание Борис Полевой, – Этим он как бы подчеркивал, что ни в разработке плана “Барбаросса”, ни в операции “Тайфун” он участия не принимал и не желает отвечать ни за успехи, ни за поражения немецкой армии.”

Руденко: “Теперь, когда в результате героической борьбы Красной Армии и союзных войск гитлеровская Германия сломлена и подавлена, мы не вправе забыть о понесенных жертвах, не вправе оставить без наказания виновников и организаторов чудовищных преступлений.

Во имя священной памяти миллионов невинных жертв фашистского террора, во имя укрепления мира во всем мире, во имя безопасности народов в будущем – мы предъявляем подсудимым полный и справедливый счет. Это счет всего человечества, счет воли и совести свободолюбивых народов. Пусть же свершится правосудие!”

Советский прокурор выступал весь день 8 февраля — и на утреннем, и на вечернем заседаниях. Некоторые СМИ в тот же день успели выйти с “горячими” репортажами из зала суда. Газеты пересказывали самые яркие моменты речи советского обвинителя. Но порой отвлекались на детали. Так, корреспондент парижской Le Monde описал внешность и мундир Руденко: “Невысокий и коренастый генерал одет в темно-коричневую форму с широкими погонами с серебряными звездами” — очень по-французски. А журналист New-York Times упрекнул советского обвинителя в том, что тот уделил Греции непропорционально мало внимания — вполне по-американски.

Источник:

Вступительная речь Главного обвинителя Международного Военного Трибунала от СССР Р.А. Руденко. Стенограмма заседания 8 февраля 1946 г.
Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-7445. Оп. 1. Д. 1890. Л. 1–80.