“Я вспомнил дымы Освенцима”

Дымы Освенцима

Статья Бориса Полевого написана для Отдела печати Великобритании Совинформбюро. (Советское информационное бюро (Совинформбюро) при Государственном комитете по культурным связям с зарубежными странами при Совете Министров СССР.) Авторы проекта "Нюрнберг. Начало мира" обнаружили статью в архиве Совинформбюро, хранящемся в Государственном архиве Российской Федерации. Орфография сохранена.

"В жизни каждого человека есть дни, которые потом никогда не забываются. Одним из таких дней для меня навсегда останется морозный и вьюжный денек, когда наш маленький самолет, перелетев Верхнюю Силезию, приземлился на каком-то гигантском занесенном снегом огороде, в районе знаменитого своей страшной славой немецкого концентрационного лагеря Освенцим. В те дни наступление наших войск на этом участке развертывалось широко и неудержимо, как поток вешних вод, сминая всякую попытку немцев остановиться и закрепиться на промежуточных рубежах. [зачеркнуто] Немцы бежали, бросая все и вся, не успевая ни утащить своих награбленных богатств, ни сжечь архивы, ни замести следы своих кровавых зверств. 

Когда наш самолет еще кружился над гигантским концентрационным лагерем, выбирая место посадки, помнится [зачеркнуто]

Тысячи людей в странных полосатых одеждах со всех сторон бежали навстречу. Они спотыкались, падали, вскакивали на ноги и снова бежали, задыхались, размахивая руками, смеясь и плача одновременно

И от них, этих мучеников Освенцима, спасенных Красной армией от смерти, узнали мы, что это за дым стелется над лагерем, окутывает местность и наполняет грудь тяжелым смрадом. Удар Красной Армии в этом месте был так могуч, что многочисленная прислуга лагеря, состоявшая из эсэсовцев, бежала утром, наспех успев кое-как взорвать газовые камеры и часть печей, но некоторые из них уцелели и, заваленные горами трупов, продолжали дымить, отравляя воздух своим дымом.

Освенцим был самым совершенным и самым чудовищным зданием немецкого фашизма

Он был гордостью Гиммлера, который сам из своей берлинской [неразборчиво] ревниво следил за его строительством и техническим оснащением, сам направлял и контролировал потом работу этого гигантского комбината смерти и частенько, как рассказывали мне тогда заключенные, наезжал туда со своей свитой или с группой гостей из видных фашистских чиновников позабавиться зрелищем травли людей собаками и созерцанием массовых казней, совершавшихся тут всеми придуманными фашизмом способами от одновременного расстрела огромной толпы из пулеметов до умерщвления с помощью "циклона" в гигантских газовнях, от упражнения в стрельбе по живым, бегущим по полю людям, практиковавшийся эсэсовцами по воскресным дням, до умерщвления жертв электрическим током, опыты которого уже проводились в лагере, но не были завершены. 

В сопровождении большой толпы людей в полосатых штанах и куртках, людей, похожих на человеческие тени – так они были бледны и худы, и так их шатало от ветра – обходили мы это проклятое место, вероятно самое страшное место на земле. Да, это было, пожалуй, вершиной изуверской фашистской фантазии, самой высокой точкой, до которой Гитлеру удалось подняться в своем человеконенавистническом стремлении "обезлюдить" мир. Нам показали лагерь истребления – целый железнодорожный узел, который в период расцвета Освенцима принимал в день две-три пары длинных полногрузных поездов с вагонами, битком набитыми людьми, являвшимися сырьем для этого гигантского комбината смерти. Нам показали пятиметровую бетонную стену, всю изъязвленную пулями пулеметов и автоматов, у которой проводились массовые расстрелы. Этот фашистский тир был оборудован по последнему слову техники, бетонированная земля у него была снабжена стоками и решетками для спуска человеческой крови и тут же были резиновые шланги для смывания ее со стен. Нам показали огромное, длинное здание газовых камер. Они были взорваны, но на оставшихся стенах можно было разобрать надписи – "раздевалка", "дезинфекционная", "баня", "вошебойка". Они были действительно ловко замаскированы под бани. В них были даже фальшивые краны, на которых никогда не лилась ни теплая, ни холодная вода, и лейки душей на потолке, которые хотя и действовали, но не для того, чтобы мыть людей, а для того, чтобы смывать с полов их кровь.

Нам показали целый городок собачьих клеток. В них метались, выли и грызлись псы, сотни огромных псов, натасканных на травлю людей

Мы видели тайные склады "отходов", целые горы челюстей и коронок, золотых мостов, вырванных изо рта умерщвленных жертв. Мы ходили по огромным лабазам, где до потолка были навалены женские волосы, лежавшие и просто в кучах, и уже рассортированные и упакованные для отправки в Германию. Вот тут-то и услышали мы в первый раз об эсэсовце Рудольфе Франце Фердинанде Хессе, о строителе и первом коменданте Освенцима. [зачеркнуто]

Люди в полосатых униформах, водившие нас по этому уголку фашистского ада, произносили это имя с ужасом и отвращением. Уже под вечер мы дошли до так называемого "цыганского блока". Здесь на бетонном полу, около паровой трубы, умирал известный бельгийский искусствовед, шестидесятилетний Жан Пернас. Товарищи его попросили нас, офицеров Красной Армии, советских журналистов подойти к нему, чтобы услышать от него последнее его слово. Этот обтянутый темной кожей человеческий скелет уже отходил и человек, переводивший наш разговор, принужден был наклониться для того, чтобы услышать его слова. Вот они. Я их запомнил. 

Отомстите! Найдите и отомстите за нас, за эти вот дымы Освенцима, которыми они хотели закрыть от человечества солнце. Запомните их имена и отомстите 

Имена других палачей Освенцима забылись, но имя Хесса прочно засело в памяти, как и весь этот страшный день посещения уголка фашистского ада. И вот тут, в Нюрнберге, много месяцев спустя после того дня, привелось нам увидеть это исчадие фашистского ада. Подобно многим фашистским преступникам Рудольф Франц Фердинанд Хесе после разгрома фашизма достал чужой паспорт, переменил место жительства, выкрасил волосы и до самого последнего времени работал где-то тут, под Нюрнбергом, на ферме в качестве сельскохозяйственного рабочего. Он вскапывал чужие огороды и надеялся, что, когда все уляжется и страсти пройдут, разыскать свои тайные накопления золота, перелитого из зубных коронок и мостов своих бесчисленных жертв и зажить где-нибудь в ожидании лучших для него времен. Тут, под Нюрнбергом, он был разоблачен и арестован. 

И вот этот неумело и наспех перекрасившийся гитлеровский волк стоит на свидетельском месте, давая показания по делу своего бывшего шефа Эрнста Кальтенбруннера. Представители мировой прессы с нетерпением ждали появления этого главного палача Освенцима, который, по собственному признанию, газом, пулей и голодом уничтожил около трех миллионов людей, ожидая, очевидно, увидеть что-то особенное, сверхъестественное.

Все были поражены, когда в зал вошел маленький, невзрачный, серенький человечек и, заняв место у микрофона, стал таким же сереньким, ровным, обыденно спокойным голосом давать свои показания

Он говорил так, как будто речь шла не об одном из величайших в истории человечества преступлений, не об истреблении миллионов людей, проводившемся им систематически из года в год, а об уборке овощей с огорода или о рубке леса.

 

В этой вот обыденной, невзрачной внешности, спокойной равноте его голоса и есть, пожалуй, самое страшное. Вот таких-то послушных чиновников исполнителей своей злой воли воспитывал, вскармливал и вспаивал фашизм. Это был идеал фашистского деятеля, идеал представителя "расы господ", к которому направляли германский народ все эти Гитлеры, Геринги, Гессы, Гиммлеры и Розенберги. Истребление миллионов ни в чем не повинных людей было для него обыденным делом, которые он, по его собственным словам, считает не худшим, чем иное другое дело и иная другая должность в фашистском рейхе. Массовые публичные казни, травли людей собаками – все это для него невинное развлечение его людей, которым, в конце концов, прискучивало прозаическое истребление заключенных в газовых камерах, практиковавшееся изо дня в день. Надо же было дать рассеяться эсэсовцам, пощекотать их нервы. Да и в конце-концов не все ли равно, каким путем прийти человеку в камин. И Гитлер, и Гиммлер, и Кальтенбруннер и он, как исполнитель их воли и приказов, поощряли своих людей в изыскании новых эффективных средств массового убийства и изобретения производительных машин и конвейеров уничтожения человеческих тел.

Страшные дымы Освенцима, по его мнению, были ничем не хуже, чем дым любой другой фабрики или завода, работавших на потребу фашистского рейха

И даже тут, держа ответ перед лицом мировой юстиции свободолюбивых народов, он, этот совершеннейший образец немецкого фашиста, с 23 года состоявший в нацистской партии, а с 34 года добровольно вступивший в СС, в далеком прошлом убийца-уголовник, а в недавнем прошлом фашистский деятель и палач миллионов, не находит ничего особенного в своей страшной работе и хладнокровно выкладывает перед микрофоном:

— Точно, конечно, трудно подсчитать, но я полагаю, что в Освенциме было газировано и казнено иными способами что-нибудь около двух с половинной миллионов человек. Если прибавить к этому полмиллиона умерших от голода и истощения, то выйдет около трех миллионов. Да, да, эту цифру не следует считать преувеличенной.

И, может быть, на минуту забыв, где он находится, мысленно вернувшись в прошлое, он начинает вдруг хвастать, да именно хвастать масштабами и совершенством средств человеческого уничтожения, примененных им в Освенциме. Отвечая представителю американского обвинения полковнику Эмину, он говорит:

— Технику уничтожения нам удалось наладить несомненно лучше, чем в других лагерях. Мы применили все их лучшие достижения и многое добавили от себя. У них для газификации людей применялись разные, в общем не сильно действующие газы. Я первым примерил "Циклон-Б". Это кристаллическая сильная кислота. Прекрасный яд. В его парах люди умирают за 10-15 минут. У них в Треблинке, в Белжце, в Бухенвальде газовни были маленькие, не больше, чем на 200 человек. Приходилось много возиться, чтобы их набивать. У меня каждая камера имела пропускную способность на 2000 человек одновременно, а при желании можно было, особенно не тесня, ввести в нее и больше. В других лагерях люди сходили с поезда и уже знали, куда их ведут. Ну, конечно, шум, плач, крики: матери прячут детей в своей одежде, не дают их. Дело доходило до бунтов. А у нас ничего подобного. Все было хорошо замаскировано под бани, вошебойки, дезинфекционные.

Люди сходили с поезда и искренне думали, что их привезли на работу. Они с радостью рвались помыться после дороги. Одежду они аккуратно сдавали на вешалку и получали номерки. Ценности сдавали отдельно. Догадываться, что с ними произойдет, они начинали только когда двери были завинчены и пускался газ. Кричали, конечно, но ничем помешать они уже не могли. По технике уничтожения мы были, несомненно, на первом месте

Расхваставшись, Хесс говорит о том, что именно ему удалось правильно организовать использование отходов своего гигантского комбината смерти: женских волос, одежды, обуви казненных, была учреждена даже специальная команда, которая вырывала у покойников изо рта золотые коронки, челюсти, мосты. Все это давало изрядный доход в золоте и для рейха, и для палачей.

Я слушаю шелестение этого спокойного и деловитого голоса и думаю о том, какой же должна быть та система, та среда, те идеи, в которой могли рождаться, воспитываться, вскармливаться вот эдакие чудовища. Я вспомнил дымы Освенцима. Я вспомнил его узников и их предсмертные мольбы. И хотелось мне сказать тем полумертвым людям в полосатых одеждах, чудом спасенным от огненных печей, которые водили меня тогда по лагерю смерти, что не ушел и не уйдет от кары их палач и все, кто его воспитал, кто направлял его кровавую руку, кто выдумал все эти Освенцимы, Маутхаузены, Белжцы, что нет им места на земле, нет и не будет."

"Статья очень хорошая. Я ее сократил больше чем на 3 стр. Очень прошу тут же ее пропустить, иначе она потеряет свою ценность. Она очень подходит (…) в рубрику "Юбилейная" (к 9.V) 16.IV-46"

***

В 2015 году Министерство обороны России рассекретило пакет документов, относящихся к периоду Великой Отечественной войны. В их числе оказалась докладная записка Бориса Полевого, из которой следует, что писатель побывал в Освенциме буквально через двое суток после его освобождения частями Красной Армии в январе 1945 года. Подполковник Полевой увидел Освенцим таким, каким он был при нацистах, только уже без охранников. Он побеседовал с узниками и свидетелями и составил об этом докладную записку в Политуправление фронта.

Докладная записка корреспондента газеты "Правда" подполковника Б.Полевого начальнику политуправления 1-го Украинского фронта о лагере Освенцим от 29 января 1945 года