Главные книги-доказательства нацистских преступлений

Сегодня мы предлагаем вашему вниманию список книг, содержащих свидетельства и доказательства, на основании которых Международный военный трибунал в Нюрнберге осудил лидеров нацистской Германии, а впоследствии – множество непосредственных исполнителей их воли. С годами многое стало забываться, а у нацизма вновь появились поклонники и последователи, причем многие из них научились ловко жонглировать историческими фактами, подтасовывать показания свидетелей или просто обвинять их во лжи. Однако ни один из обнародованных Нюрнбергским процессом фактов не потерян, не запрятан в архивы. И книги того времени, и современные исследования позволят людям XXI века не дать себя обмануть – если только сами они добровольно не начнут себя обманывать.    

Массовые уничтожения: исследования

Константин Пахалюк, Леонид Терушкин. Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки. - М.: Яуза, 2018.

Этот сборник открыл цикл книг о лагерях смерти, составленных и изданных совместно Российским военно-историческим обществом и Научно-просветительным центром "Холокост". Собибор – один из ключевых пунктов "Операции Рейнхард", государственной программы Третьего рейха по систематическому организованному истреблению евреев и цыган в генерал-губернаторстве на территории оккупированной Польши.

Сборник "Собибор" ввел в научный оборот ряд новых источников – неизвестных до сих пор документов, мемуаров, исследовательских материалов. Кроме точного изложения фактов, публикации протоколов допросов нацистских преступников и иных документов, авторы раскрывают в книге о нацистском лагере массового уничтожения две важнейшие темы.

Часто о нацистских лагерях смерти пишут исключительно как о предприятиях по уничтожению людей, а узники выглядят покорной подавленной массой. В книге о Собиборе читателю откроется история восстания, поднятого заключенными под руководством советского лейтенанта Александра Печерского и закончившегося побегом и гибелью большинства восставших. Как говорил об этом бывший президент Польши Лех Валенса, "Спасение жизни не было целью героического восстания, борьба велась за достойную смерть. Защищая достоинство 250 тысяч жертв, большинство из которых были польскими гражданами, евреи одержали моральную победу. Они спасли своё достоинство и честь, они отстояли достоинство человеческого рода". 

В этой книге, в отличие от других, рассказывающих о Собиборе, должное внимание уделено и ближайшим соратникам Печерского.

Вторая тема важна едва ли не в большей степени. Среди охранников в Собиборе присутствовали в том числе и бывшие советские люди, предатели, некогда служившие в Красной Армии. Статья израильского ученого Арона Шнеера детально описывает "нарицательный" феномен вахманов-"травниковцев", а красноречивое дополнение к ней – протоколы допросов этих коллаборантов и обвинительные заключения из ранее недоступных следственных дел. Своего рода взгляд на Собибор с другой стороны колючей проволоки – взгляд не жертв, а палачей.

Цитата:

«…обратите внимание, как отстранённо говорят пойманные коллаборационисты о тех преступлениях, которые они совершали. За их сухими фразами скрываются трагедии тысяч людей. … Тысячи людей стали соучастниками кровавых преступлений, и требуются усилия, чтобы понять, как это получилось».

Лоуренс Рис. Освенцим. Нацисты и "окончательное решение еврейского вопроса". – КоЛибри, 2021

Английский историк Лоуренс Рис известен и как журналист, и как один из руководителей исторических программ ВВС. Однако, не желая заниматься исследованиями и творчеством в рамках программной политики компании, он начал продюсировать и снимать собственные документальные фильмы и телесериалы, сопровождая каждый публикацией книги с не включёнными в экранную версию материалами и подробностями. Он много лет возглавлял отдел истории BBC, был его креативным директором, и понимал, что ни один телепроект не способен передать всю глубину и важность исторического исследования. Особенно по такой теме, как нацизм.

Блестящее образование Риса усиливается пунктуальностью академического ученого и ответственностью журналиста, привыкшего доказывать каждый факт – от этого его книги становятся еще более убедительными, хотя Лоуренс Рис родился в 1957 году и войну не застал. Британский журнал The Historicians Magazine писал, что "Рис создал цикл работ, скрупулезно структурированных и безупречно обоснованных, включивших в себя яркие архивные материалы из широкого круга источников. … Рис – один из немногих, и, возможно, единственный, кто встретился и подробно опросил не только сотни людей, пострадавших от ужасов Второй мировой войны во всем мире, но и, что особенно важно, многих военных преступников. Все это дало Рису сравнительную, разностороннюю картину ужасов войны, и в этом среди ученых ему нет равных".

Книга "Освенцим. Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»" создавалась во время работы над одноименным шестисерийным фильмом. Это страшное чтение, свод рутинных практик и подробностей, ошеломляющих беспрецедентной жестокостью, скрупулезное описание Освенцима/Аушвица именно как системы.

Автор задается вопросом, как немцы – один из самых просвещенных народов Европы – смогли дойти до чудовищной деградации, какой безусловно является нацизм, и на примере одного из самых страшных лагерей смерти, словно на идеальном слепке целого, показывает, как нацизм становился все более чудовищной и бесчеловечной доктриной.   

Цитата:

"Понимание того, что нацисты продвигали политику уничтожения евреев шаг за шагом, противоречит понятному желанию указать на конкретный момент, когда было принято судьбоносное решение, приведшее к "окончательному решению еврейского вопроса" и газовым камерам Освенцима. Но эта история не так проста. На принятие решений, в результате которых возникла такая изощренная техника убийства, предполагавшая подвоз обреченных семей по железнодорожной ветке чуть ли не в сам крематорий, ушли годы. Нацистский режим практиковал то, что один известный историк назвал "кумулятивной радикализацией", в соответствии с которой каждое решение приводило к углублению кризиса, вследствие чего принималось еще более радикальное решение. Самый очевидный пример того, как события, виток за витком, могут приводить к катастрофе, – продовольственный кризис в гетто Лодзи летом 1941 года: эта ситуация заставила одного нацистского функционера спросить, "не будет ли наиболее гуманным решением покончить со всеми евреями, не пригодными для работы, с помощью какого-нибудь эффективного устройства". Таким образом, мысль об истреблении вводится под соусом "гуманности".

Аристов Станислав. Повседневная жизнь нацистских концентрационных лагерей. – Молодая гвардия, 2017

Современный исследователь Станислав Аристов в своей книге поставил себе задачу без лишних эмоций, с точки зрения управления, организации и экономики рассмотреть устройство нацистского концлагеря. Как управляли лагерем, кто и за что отвечал и кому подчинялся, система вербовки агентуры среди заключенных, организация работ. Каким образом лагерь мог стать не просто узилищем, но еще и приносить прибыль и хозяйственную пользу? Автор дает ответы на множество вопросов.

Ему удается детально разобрать это бесчеловечное порождение нацизма. И тем не менее, эта книга сильно воздействует на читателя эмоционально именно вследствие сухого изложения фактов. Даже сам автор иногда не в силах выдержать этот академический тон. Когда он приводит в качестве подтверждения слова выживших заключенных, их эмоции невозможно ни скрыть, ни убрать из цитаты – и автор к этому не стремился.

Получившаяся своеобразная энциклопедия быта нацистских концлагерей – достойный источник сведений по теме, если вы хотите получить объемные общие представления об их устройстве и функционировании.

Цитата: 

"Заключенных будила сирена. В 4.00. утра – весной и летом и в 5.00 утра - зимой. Как только раздавался звук сирены, "блоковые" криками и ударами начинали поднимать узников. В течение следующего получаса заключенные должны были успеть застелить свои нары, посетить туалет, умыться и получить "завтрак". Масса людей, избиваемая и подгоняемая старшими в бараках, мешала друг другу. Возникали конфликты, споры, драки. Узники, еще имевшие силы,  не давали пройти наиболее слабым и изможденным. Последние могли вообще не получать даже подобия "завтрака". Эти полчаса пролетали как одно мгновение, мгновение, наполненное борьбой за выживание. А дальше старшие по блоку вместе со своими помощниками выгоняли заключенных из барака, чтобы строиться на первую в этот день проверку, на так называемый «аппель»…".

Черная Книга. О злодейском повсеместном убийстве евреев немецко-фашистскими захватчиками во временно оккупированных районах Советского Союза и в гитлеровских лагерях уничтожения на территории Польши во время войны 1941-1945 гг. / Под редакцией Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга. – Corpus, 2019

Эта книга – один из ключевых источников в историографии Холокоста, уникальный архив документов и свидетельств очевидцев о преступлениях нацистов на оккупированных территориях СССР. Можно сказать, "Черная книга" - базовый материал, знакомство с которым обязательно для формирования необходимого представления об этой тяжелейшей теме.

Сборник возник по инициативе Альберта Эйнштейна и Американского комитета еврейских писателей, учёных и артистов (American Committee of Jewish Writers, Artists, and Scientists). Эйнштейн обратился с просьбой о создании сборника материалов об уничтожении гитлеровцами еврейского населения СССР в советский Еврейский Антифашистский Комитет.

Среди авторов – Маргарита Алигер, Павел Антокольский, Валерия Герасимова,  Василий Гроссман,  Вера Инбер, Вениамин Каверин, Андрей Платонов, Лидия Сейфуллина, Рувим Фраерман, Виктор Шкловский и др.  В книгу включены письма, дневники, застенографированные рассказы и показания свидетелей, особое место занимают письма, написанные перед казнью.  Основу составили очерки советских писателей, написанные после их поездок на места преступлений нацистов, встреч со свидетелями, работы в архивах. Отдельно представлены документы ЧГК по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских оккупантов — показания исполнителей и организаторов убийств, показания свидетелей.

Цитата:

"Обреченные сами копали себе ямы. В лес привозилась водка, и палачи напивались, пока смертники копали. Вот что нам известно об одном расстреле. Первым был убит рабочий лесокомбината Фогельман, вторым — американский подданный, бухгалтер Иосиф Вай. Он приехал из Америки в гости к своим сестрам. Врач Закс был болен; палачи понесли его к яме на руках, и он был убит вместе с женой, ребенком и отцом — стариком девяноста лет. Тогда же были расстреляны наш сосед Тальпис, директор банка Левин, старуха Вольперт, семья электротехника Гилис, состоявшая из мужа, жены и двоих детей, семья Кренкель, семья маляра Шавель, семья одной из нас — Масюлис и десятки других, имен которых мы не знаем. Был такой случай. Во время расстрела четвертой партии пошел сильный дождь. Немцы не захотели мокнуть и отложили расстрел". 

Из очерка "Судьба евреев города Тельшяй".

Долгое время партийно-идеологические органы препятствовали изданию сборника. Многие члены АЕК подверглись репрессиям или были уничтожены физически, как Соломон Михоэлс. Однако материалы книги были, несмотря на риск преследований, сохранены. Впервые на русском языке "Чёрная книга" вышла в Иерусалиме в 1980 году в издательстве "Тарбут", затем – в Вильнюсе. Подготовительные материалы к "Черной книге" - 27 томов, составленных из авторских текстов, стенограмм, фотографий и карт, - оказались в архиве Министерства Государственной безопасности. Исследователи впервые получили к ним доступ только в начале 90-х годов. В России издана в 2015 году издательством АСТ-"Corpus" на деньги, собранные через Интернет, - а год спустя выпустили "Неизвестную Черную книгу", в которую вошли дополнительные материалы. Отдельную ценность представляют включенные в книгу отрывки из рассказа Александра Печерского о восстании в Собиборе, а также имеющий неоспоримое историческое значение очерк Василия Гроссмана "Треблинский ад", по сути, впервые открывший советскому читателю тему нацистских лагерей смерти.

Концентрационный лагерь Майданек. Исследования. Документы. Воспоминания / Под ред. К. А. Пахалюка, Л. А. Терушкина. – Пятый Рим, 2020

Название слышали все. Суть до недавнего времени представляли себе немногие. Между тем, каждый нацистский лагерь обладал своей спецификой, и в этом смысле Майданек – в прямом смысле образцовый филиал ада, созданного Третьим рейхом. Майданек (Люблин) – один из наиболее ужасных и одновременно прибыльных концлагерей СС, неотъемлемая базовая составляющая Операции Рейнхард в Генерал-губернаторстве, колонии на территории оккупированной Польши. Это место было настолько чудовищным, что новые узники уже через несколько дней пребывания в Майданеке искали возможность перевестись в Аушвиц (Освенцим). В некотором смысле он стал образцом нацистской лагерной системы, отладившим как эксплуатацию рабского труда, так и процессы унижения и уничтожения как бесперебойного конвейера.

Это сюда привозили евреев, которых не успели убить в Собиборе, Треблинке и Белжеце. Это здесь состоялась массовая акция уничтожения "Праздник урожая" 3 ноября 1943 года, когда под музыку расстреляли 18,4 тыс. узников. Это здесь тела сжигали на кострах "открытым способом". Это здесь надзирательницы забивали ногами до смерти узниц и играли с их детьми, как с живыми игрушками, чтобы, наигравшись, отправить на смерть. Двух комендантов Майданека в конце концов расстреляли свои же – за беспрецедентный масштаб коррупции. История этого места насчитывает около 500 попыток побега.

Это был лагерь для всех: советских военнопленных, «политически нелояльных» поляков, евреев, для мужчин, женщин и детей.

Сборник, подготовленный совместно РВИО и НПЦ "Холокост" – первая книга на русском языке, описывающая Майданек и как целое, и в шокирующих частностях. В нем, наряду с исчерпывающим очерком истории и значения лагеря, впервые представлены воспоминания выживших узников: воспоминания сумевшего сбежать словацкого еврея Диониса Ленарда, ставшие одним из важнейших источников в историографии Холокоста, и воспоминания советского врача Сурена Барутчева (они были написаны благодаря поддержке Константина Симонова, но долго не публиковались из-за цензурных препон). И тот, и другой текст ошеломляют простотой изложения немыслимых подробностей. Не менее трудно читать и впервые же опубликованные ключевые архивные документы Польско-советской чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений в Майданеке. Трудно, но необходимо.

Цитата:

"…Оглушительно работали на рассвете тракторы, которые являлись глашатаями смерти в концлагере. Они всегда гудели, как я узнал теперь, для того, чтобы заглушить душераздирающие крики жертв и звуки выстрелов. А с восьми часов утра до позднего вечера 3-го ноября лагерь оглашался репродукторами специальной для этого дня радиоустановки, передававшей бравурную музыку, фокстроты, марши, румбу и чарльстоны…"

Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы / Отв. ред. К.А. Пахалюк. — М.: Яуза, 2021 

Эта книга, так же как сборники о Собиборе и Майданеке, - результат совместной работы РВИО и НПЦ "Холокост".

В лагере смерти Треблинка примерно за год начиная с лета 1942 года погибло более 800 тысяче евреев и несколько тысяч цыган, депортированных с оккупированных территорий Польши, Советского Союза, Чехии, Греции и других стран Европы. В Треблинке-1, трудовом лагере, люди в скотских условиях работали как рабы на благо экономике рейха. В Треблинке-2 их – именно как на скотобойне – убивали огромными партиями, целыми эшелонами, в угоду доктрине рейха о необходимости тотального исчезновения целого народа. 

И тем не менее именно здесь 2 августа 1943 года вспыхнуло легендарное восстание узников, ставшее одним из символов сопротивления нацистской политике геноцида.

Чтение этой книги – мучительный, зачастую невыносимый труд души, и труд этот стоит тщательно дозировать, читать частями и с перерывами, чтобы не выгореть и освоить чудовищный материал во всей полноте, которой он безусловно заслуживает.

Сборник – результат слаженной коллективной работы международной группы специалистов, каждый из которых тщательно исследовал какой-то важный аспект, чтобы в результате сложилась уникальная мозаика. Здесь есть обширная статья об истории Треблинки. Есть важнейший материал о коллаборантах, выполнявших самую грязную работу, состоявшую из унижений, пыток и убийств. Есть подробный свод доводов, которые необходимы для опровержения «доводов» отрицателей Холокоста и в частности масштабов преступлений в Треблинке. Есть впервые опубликованные на русском языке воспоминания, вошедшие в круг ключевых источников по теме Холокоста: мемуары двух евреев – Янкеля Верника и Самуэля Вилленберга, сумевших бежать из лагеря и открывших миру его суть во всех невыносимых деталях.  И есть никогда ранее в полном объеме не публиковавшиеся материалы советских следственных органов, которые готовились для доказательной базы Нюрнбергского процесса, - протоколы допросов и свидетельских показаний.

Все это в совокупности представляет собой, пожалуй, самое полное на сегодня исследование "Треблинского ада" на русском языке.

Цитата:

"У мотора работало два вахмана. Первый из них Иван, которого в лагере назвали "Иваном Грозным". Это выше среднего роста мужчина, брюнет, лет 27– 28. Имя Грозный, которым он был окрещен, досталось ему не случайно. Своей жестокостью он, пожалуй, превзошел многих немцев. Помню один такой случай: я работал тогда по переноске трупов. Иван подозвал к себе одного еврея из нашей группы и на глазах у всех саблей отрезал ему ухо и в виде насмешки вручил отрезанное ухо этому еврею. Через час этот еврей им же был застрелен. Помню и другой эпизод: одного из наших работников он убил ударом металлического прута по голове. Когда я был занят переноской трупов из камер к яме, предстала страшная картина изувеченных людей. Кроме того, что люди отравлялись в этих камерах газами, у многих из них оказались отрезанными уши, носы, другие органы и телеса, у женщин — груди. Так утонченный способ отравления газами дополнялся физическими предсмертными мучениями из-за наносимого им членовредительства".

Илья Ратьковский, Константин Пахалюк, Михаил Разиньков.  Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века. – М.: Яуза, 2021

26 авторов. 23 статьи. 3 документальные публикации.

Специалисты из России, Германии и Израиля объединили усилия, чтобы создать уникальный сборник материалов, объединенных сквозной линией: война как преступление, как пространство, в котором сосуществуют масштабная политика уничтожения и страдания мирных жителей, война как источник свидетельств, мифов и вариантов исторической памяти.

Войны ХХ века отличала особая жестокость, и именно они породили важнейшие вопросы, до сих пор не имеющие исчерпывающих ответов: почему мировые войны были сопряжены с массовыми военными преступлениями и геноцидом; как избегать «конкуренции жертв» при осмыслении глобальной политики уничтожения; как определять вину и ответственность граждан за преступления, совершенные их соотечественниками или государством от их имени?

Авторы рассматривают те "неудобные вопросы" и "темные стороны", о которых часто не хотят не то что говорить, но даже слышать: военные преступления и преступления против человечности, коллаборационизм, геноцид и массовые переселения.

Особое внимание в сборнике уделено нацистской политике уничтожения в наиболее жестоких формах на оккупированной территории СССР – трагедия Жестяной Горки, Локотская республика, оккупация отдельных регионов, включая Ржев и Краснодарский край, изощренность убийств и изнасилований местных жителей. Впервые опубликован целый ряд источников о "лесных братьях" в Латвии, о добровольных помощниках в истреблении евреев, о политических махинациях вокруг памяти о немецких преступлениях и советских коллаборационистах. Среди уникальных документов в книге – протоколы допросов о преступлениях украинских националистов во Львове и селах Винницкой и Хмельницкой области, история убийства воспитанников Ейского детского дома, материалы по "делу Оберлендера" 1960 года. Последнее представляет собой отдельную важнейшую страницу истории: 5 апреля 1960 года советское правительство организовало международную пресс-конференцию, разоблачающую западногерманского министра по делам перемещенных лиц, беженцев и жертв войн Теодора Оберлендера в совершении военных преступлений в 1941-1943 годах.

Цитата:

"Оберлендер говорил, что "советчики", подразумевая при этом советских людей, стали другими и бесстрастно встречают смерть, невзирая ни на какие мучения. Говоря так о русских, Оберлендер вкладывал в это биологический смысл. Он утверждал, что чем человек ближе к природе, чем проще, чем более он примитивен, тем легче переносит мучения и встречает смерть. Из этого Оберлендер сделал вывод, что именно к таким людям, т. е. русским, не должно быть пощады. Если мы их пожалеем, говорил Оберлендер, они свернут нам голову, а история всегда оправдывает победителей, чтобы они ни совершили. Для того чтобы разрешить этот затянувшийся спор, Оберлендер предложил «проветриться» — выехать в Пятигорскую тюрьму, где содержались арестованные советские граждане. Участники оргии на нескольких автомашинах поехали ночью в Пятигорск. Там в тюрьме Оберлендер угостил всех кофе и коньяком, после чего мы направились в одну из камер. В этой камере, как я помню, находились мужчины и женщины. Первой жертвой для испытания стала задержанная советская девушка-учительница. Оберлендер потребовал, чтобы девушка сама разделась. Она отказалась, и тогда он приказал офицерам зондеркоманды сорвать с нее всю одежду. Необходимо добавить, что он держал тогда при себе плетку. Этой плеткой он начал избивать девушку, требуя от нее признать связь с партизанами. Но девушка упорно молчала. Не добившись результата, Оберлендер в бешенстве выхватил пистолет и выстрелил девушке в правую грудь. Это он сделал с целью не убивать ее сразу, а продлить ее муки. Но кроме проклятий никто ничего не услышал. В эту девушку Оберлендер еще несколько раз выстрелил".

Лев Симкин. Собибор. Послесловие. – М, 2019

В основе этого издания – дополненная и переработанная книга Льва Симкина "Полтора часа возмездия", вышедшая в 2013 году и вызвавшая широкий резонанс. В ней очень подробно была рассказана история Александра Печерского – на материале собранных автором документов и воспоминаний. В последующие несколько лет, однако, Центральный архив Минобороны обнародовал ряд новых материалов, а в обществе о Печерском возникли новые мифы и легенды, требующие в чем-то опровержения, а в чем-то – серьезной коррекции.

В этой книге есть и подробности драматической биографии Александра Печерского, и новые факты, связанные с возглавленным им восстанием в Собиборе, и детали его послевоенной судьбы, и рассекреченные рассказы о "рядовых солдатах геноцида" - бывших советских гражданах, служивших охранниками в лагере смерти.

Цитата:

"У любого, кто читает об этом, не может не возникать вопрос: почему миллионы людей не оказывали сопротивления и позволяли отправить себя в газовые камеры, почему столь редко приговоренные к смерти предпринимали попытки взять с собой одного из мучителей? Ханна Арендт объясняет это феноменом разрушения индивидуальности, тем, что нивелировка человеческой личности начиналась с ужасающих условий транспортировки в лагерь, когда замерзших нагих людей набивали в вагоны для перевозки скота, потом по прибытии – “безукоризненным шоковым воздействием первых часов”, “манипулированием человеческим телом с его бесконечной способностью страдать”. К тому же “героизм не является естественным свойством человеческой натуры, – отмечала Симона де Бовуар. – Не беспомощность жертв перед лицом палачей должна удивлять нас, а то, что они ее преодолели”".

Ян Томаш Гросс, Ирэна Грудзинская-Гросс. Золотая жатва. О том, что происходило вокруг истребления евреев. – Нестор-История, 2017

Эта книга "выросла" из фотографии, сделанной после войны на месте Треблинки. На этой фотографии, напоминающей безмятежный групповой снимок "уборки урожая", – местные жители, которые занимались поисками ценностей, возможно, оставшихся от убитых в газовых камерах евреев. Они вырывали останки из гигантских общих ям, где были захоронены тысячи. Вырывали, обшаривали, осматривали. Вдруг немцы, отбиравшие у жертв все по пути на смерть, что-нибудь да пропустили? Хотя бы золотой зуб. Или колечко. Или монетку.

Местные жители разом превратились в гиен, которых не смущало ничего: общие могилы стали для них "золотой жилой", а сам процесс выкапывания и "ревизии" разложившихся тел и костей – "золотой жатвой".

Зверски замученным уничтоженным людям не дали покоя и после смерти – и это история о всех грехах сразу, об алчности, грабежах, мародерстве и насилии.

Книга "Золотая жатва" - о закулисье Холокоста, о бесчисленных статистах, о толпе, выбравшей не поддержать и спасти, а выдать, добить и надругаться посмертно. Самое чудовищное, что эти-то преступления, которым нет числа, остались неразоблаченными и не наказанными.

Как это происходило? Почему так происходило? Что делал бы ты сам, если бы?

Эта книга – короткий, всего на 152 страницах, очерк стыда и позора, то, что люди предпочитают не помнить, скрывать, отрицать. Что ж, у них не получилось.

Цитата:

"В какой-то момент после оккупации — трудно сказать, в какой именно, — наступил внезапный ценностный сдвиг там, где речь шла о евреях и обо всем еврейском. Это не был "точечный" процесс, касающийся каких-то конкретных "пораженных" районов или сел, но явление европейского масштаба: ведь убийства и грабежи происходили везде, где появлялись еврейские беженцы от нацизма. Просто-напросто в какой-то день или неделю, где-то летом или осенью 1942 г. , внезапно стало ясно, что уже всё можно. Если воспользоваться химической метафорой, наступила своего рода "сублимация агрессии". Сублимация, т.  е. возгонка из твердого прямо в газообразное состояние, минуя жидкое. Именно такая сублимация агрессии в отношении евреев происходила повсюду на территории оккупированной Польши. Предвоенная неприязнь к евреям, выталкивание их на границу общественной жизни или даже за эту границу — всё это внезапно перешло в физическое уничтожение или в согласие с ним. Преступления сопровождались отсутствием чувства вины. Откуда бы взяться этому чувству, если в глазах столь многих евреи перестали быть людьми, а превратились в дичь, травимую с азартом и лютостью? Здзислав Клюковский так писал в своем "Дневнике из лет оккупации Замойщины" о ликвидации гетто в Щебрешине: "Некоторые принимали личное участие в травле и выслеживании евреев. Указывали, где скрывались евреи, молодые люди гонялись даже за маленькими еврейскими детьми, которых [польские] полицейские убивали у всех на глазах". Станислав Жеминьский из Лукова записывал по свежим следам: "В Тшебишове какие-то гражданские стражники, местные крестьяне, патрулирующие ночью от бандитских нападений, получили приказ схватить всех местных евреев и доставить их в Луков. Евреев вытаскивали, хватали в полях и лугах. Еще гремели выстрелы, а наши гиены уже искали, что украсть из оставшегося от евреев".

Арон Шнеер. Профессия – смерть. Учебный лагерь СС "Травники". Преступления и возмездие. – Пятый Рим, 2019

Арон Шнеер – российский и израильский историк, многие годы бывший сотрудником Национального института памяти жертв нацизма и героев сопротивления "Яд ва-Шем", автор фундаментального двухтомника "Плен. Советские военнопленные в Германии, 1941-1945" (2005) об истории и системе уничтожение советских военнопленных, организованной Третьим рейхом.

"Профессия – смерть" рассказывает о "травниках", "травниковцах" - надзирателях и охранниках "фабрик смерти", которых готовили в специальном учебно-тренировочном лагере СС "Травники". На их совести и руках – миллионы замученных, расстрелянных, сожженных и задушенных в газовых камерах. Их следы затерялись в Германии, США, Канаде, Австрии, Италии и Эстонии. Но по этим следам после Второй мировой шли советские и израильские спецслужбы, чтобы найти и осуществить возмездие.

После освобождения Майданека в руки советских следователей попала картотека – 5 тысяч охранников-вахманов, фотографии, анкеты, отпечатки, расписки. Многие из них были бывшими советскими военнопленными, прошедшие обучение в "Травниках" и служившие в Майданеке, Собиборе, Треблинке, Аушвице и других лагерях.

Первый процесс над ними состоялся в октябре 1944 года, а в 1986 году к расстрелу был приговорен 79-летний вахман Федоренко, и это был последний процесс по делу о нацистских преступлениях в СССР, всего же их было более 160. В основу книги легли в том числе материалы следственных дел и судебных заседаний. Среди источников – шесть национальных архивов, обширнее всего использован архив Яд ва-Шем.

"Профессия – смерть" состоит из трех частей и нескольких приложений, в которых рассказано и преследовании "травниковцев" и функционировании лагеря. Надо сказать, "Травники" представляли собой буквально "интернационал", но подавляющее большинство обучавшихся там бывших советских граждан составляли украинцы. После трехмесячных курсов выпускники сдавали единственный экзамен – каждый должен был убить узника из соседнего шталага (лагеря для военнопленных). После этого он получал серо-черное обмундирование, винтовку системы Маузера, вещевое довольствие и разнарядку в один из лагерей смерти.

Надо отметить и еще две важных детали: за неисполнение приказа вахманы подлежали расстрелу, и таких примеров много, а еще зафиксировано от 100 до 200 попыток их побега, в том числе из-за чувства вины и раскаяния. Бывшие вахманы были в партизанах, служили в Красной Армии, участвовали в боевых действиях, получали награды, но впоследствии это не спасло их от справедливого наказания.

Цитата:

"И все-таки многим из них удалось скрыть свое прошлое. После проверок некоторые из них были призваны в Красную Армию, отслужили в ней от полугода до двух лет и уже с "чистыми" документами возвращались в родные, или, наоборот, в очень далекие места, где их никто не знал. Большинство из них работали рабочими и колхозниками, некоторые инженерами и техниками, кто-то стал руководителем различных хозяйств: Алексей Говоров, заявивший на суде: "Я лично расстрелял при групповом расстреле всего человек пятнадцать", четыре года был председателем колхоза, другой зам. директора маслозавода, третий зам. директора совхоза. Об одном травниковце — работнике искусств, рассказал на допросе 4 мая 1949 г. в Тернополе его сослуживец Василий Карташев, служивший в Люблине, в лагере смерти Собибор, в Яновском лагере. По словам Карташева, он в 1947 г. во Львове на базаре встретил своего сослуживца — бывшего вахмана, который служил в лагере Травники, а затем в штабе полиции СС в Люблине.

"Встретившись с ним, <…> я завел разговор, он вначале не признавал меня как знакомого, а потом, когда я напомнил, что мы вместе были в Травники, узнал меня и рассказал, что живет в городе Львове, работает в оперном театре скрипачом, женился на артистке <…> работает актрисой в оперном театре. В разговоре он мне сообщил, что ему удалось купить документы и проживает в настоящее время под вымышленной фамилией. <…> У него уже есть маленький ребенок. <…> этот травниковец назвал мне другого травниковца под фамилией Бабич, который проживает так же в городе Львове и работает сапожником в одной из мастерских". Другой травниковец — А. Духно до ареста был студентом горного института. Более того, несколько из них к моменту ареста работали в правоохранительных органах: И. Волошин — следователем районной прокуратуры, несколько травниковцев умудрились стать работниками МВД: милиционером, старшиной милиции, а Иван Куринный даже лейтенантом МВД и кандидатом в члены партии. Впрочем, многие из бывших травниковцев, бежавшие к партизанам, были приняты в отрядах кандидатами в члены партии. Однако сотрудники госбезопасности, занимавшиеся поисками военных преступников, находили их повсюду".

Массовые уничтожения: мемуары

Северина Шмаглевская. Дым над Биркенау. – Художественная литература, 1970

Северина Шмаглевская. Невиновные в Нюрнберге. – Радуга, 1988

Северина Шмаглевская (Seweryna Szmaglewska), если бы не разразилась Вторая Мировая война, все равно стала бы одной из самых выдающихся женщин Польши. Она получила образование в Свободном Польском Университете, известном не только высочайшим уровнем преподавания, но и свободолюбивыми традициями, стремлением к равноправию женщин и отрицанием антисемитизма.  Достаточно сказать, что еще в те годы, когда он носил название "Летучий университет", его закончили Мария Склодовская-Кюри, а затем Эрш Хенрик Гольдшмит, известный всему миру как Януш Корчак. Северина Шмаглевская защитила диплом как педагог и психолог. Затем решила продолжить обучение на факультете польского языка и литературы в Ягеллонском университете в Кракове и в Лодзинском университете, но началась война, и одна из самых образованных молодых полек вернулась в родной городок Петркув и устроилась сиделкой в местную больницу Святой Троицы.  Вместе с университетскими друзьями организовала подпольную библиотеку и подпольно преподавала польскую литературу. 18 июля 1942 года Шмаглевскую арестовали гестаповцы, и продержав несколько месяцев тюрьме, отправили в лагерь Освенцим II - Биркенау. Нацисты нуждались в рабочей силе и погнали заключенных трудового лагеря в Германию, в историю эта «эвакуация» вошла под названием "маршей смерти".  18 января 1945 года будущей писательнице удалось бежать и спрятаться в стоге сена.  Одна из немногих выживших в Биркенау, она выступала на Нюрнбергском трибунале в качестве свидетельницы и сама стала живым доказательством обвинения. Уже в 1945 году она написала "Дым над Биркенау", а книга "Невиновные в Нюрнберге" увидела свет в 1972 году  Северина Шмаглевская была вице-президентом исполнительного совета Союза Борцов за Свободу и Демократию (ветеранской организации, созданной в 1949 году) и членом Совета охраны памяти борьбы и мученичества.
"Дым над Биркенау" – подробнейшее описание жизни в концлагере, от описания одежды и расположения нар до устройства сообщества заключенных, их отношений между собой, с капо и охраной, подробный отчет об их работе, питании, санитарных условиях. Ее рассказ полностью совпадал с отснятыми после освобождения Польши кадрами советских кинооператоров и не оставил камня на камне от стратегии защиты нацистской верхушки.  "Невиновные в Нюрнберге" - воспоминания писательницы о ее участии в Международном Военном Трибунале. Ее собственные слова - лучше всяких пояснений.

Цитата:

"На возвышении для свидетелей появляется Геринг, маршал привидений, в течение всего процесса он только и делал, что бросал замечания, толковал, принимал позы, заливался соловьем, лишь бы только опровергнуть неопровержимую правду фактов.

— Nicht schuldig! — с какой легкостью, с каким высокомерием он произносит эти знаменательные слова. — Я невиновен.

И все остальные сановники со скамьи подсудимых повторят за ним:

— Невиновен!

Значит, на скамье подсудимых в Нюрнберге сидят одни невиновные, а один из них, чувствуя всеобщую заинтересованность, говорит, говорит и говорит. …

Может быть, Герингу кажется, что времена убийств вернулись, но американские часовые смотрят на него отстраненно, отстраненно смотрит на него председатель Трибунала, отчужденно смотрят корреспонденты, я тоже стараюсь смотреть на него словно с другого берега. Не хочу, чтобы наглые заявления Геринга снова низвергли меня в пропасть, прижали к стенам крематория, лишили веры.

Но мои усилия напрасны. Сквозь крик Геринга разевает теперь во всю ширину рот Адольф Гитлер, заражавший своей истерией толпы немцев, я слышу этот ор, народ скандирует, зажигает факелы, народ сделает то, что прикажет Гитлер.

Я посмотрела на закрытое окно: в зале очень душно, нечем дышать. Геринг перечисляет собственные успехи, потом неудачи, вскрывает причины политических интриг, осмеивает своих соратников и соперников, приближенных к Гитлеру, сидящих тут же возле него на скамье подсудимых... На дне моей памяти бьется ненавистный германский крик, он приближается, приближается, проникает в зал, проникает в голос Геринга, это та же манера, они учились произносить речи у своего бесноватого фюрера, да, это комендант лагеря Гесслер произносит рождественскую речь, гитлеровское ничтожество, малюсенькое в сравнении с огромными ничтожествами на скамье подсудимых.

Но орет он точно так же, с той же спесью, с той же слепотой".

Примо Леви. Человек ли это? – Текст, 2021

Книга итальянского инженера-химика, этнического еврея Примо Леви – автобиография. Осенью 1943 года Леви не колеблясь ушел в партизанский отряд и проявил себя как человек храбрый и мужественный.  После гибели отряда итальянские фашисты передали захваченных в плен партизан немцам. На допросе Леви не стал скрывать, что еврей, и был 11 февраля 1944 года отправлен в Освенцим, где стал заключенным № 174517. 27 января 1945 года узников освободили советские солдаты.  А в 1947 году человек совершенно технического склада ума, химик Леви неожиданно написал небольшую книжку "Человек ли это?" (Se questo e un uomo?) о том, как в числе немногих выжил в лагере смерти.

Сначала книга не имела никакого успеха, поскольку люди хотели скорее забыть об ужасах войны. Только в 1958 году ее оценили по достоинству.  

Вместе с Леви в одной партии в Освенцим прибыло 650 человек, выжили 23. Леви был не силен, у него было слабое здоровье, и до самой смерти его искренне удивляло, что удалось там выжить. Он сам объяснял это тем, что пробыл в Освенциме всего 9 месяцев.

Однако читатель этой книги увидит и другое – некоторые неосознанные практики выживания и самосохранения, постигнутые интуитивно. В том числе проявление именно того, что в тех реалиях, казалось бы, уничтожалось первым – крепость человеческих уз и взаимной поддержки. Удивительную дружбу с коллегой - химиком Альберто Далла Вольта, с которым все всегда делили поровну.  Леви отмечал, что это поддерживало в большей степени морально – ведь у обоих не было ничего. Он вспоминал, что служивший в лагере наемным рабочим итальянец Лоренцо Перроне, ежедневно рискуя, приносил им миску супа, которую вдвоем и ели. Затем их с Вольта заставили сдать экзамен по химии, и Леви определили на работу уборщиком в лаборатории.  Главное же чудовищное везение заключалось в том, что перед "маршем смерти" Леви заболел скарлатиной, и Альберто пришел попрощаться с ним, будучи уверенным, что друга ждет скорая смерть. Эсэсовцы в спешке забыли добить больных и раненых, и Примо Леви выжил. Альберто умер на марше.

Тот, кто прочитает эту книгу вместе с «мемуарами» Гесса, нацистом точно не станет. Она написана сухо, без лишних эмоций, но полна самого точного и глубокого, рационального психологизма.

Цитата:

"Именно потому, что из нас делают животных, мы должны умываться – пусть в грязной воде и без мыла, и вытираться собственными куртками, и драить деревянные башмаки, не потому, что "они" этого требуют, а из самоуважения, и ходить, не сгибаясь, не потому, что "они" ходят прусским шагом, а чтобы оставаться человеком".

Эдит Эгер. Выбор. О свободе и внутренней силе человека – МИФ, 2020

Эта книга стала лауреатом премий National Jewish Book-2017 и Christopher Award-2018, ее настоятельно рекомендовали Белл Гейтс и Опра Уинфри, она вошла в список бестселлеров Sunday Times, New York Times, Amazon, а российским издательством МИФ однозначно признана главной книгой 2019 года.

В 1944 году венгерскую еврейку, шестнадцатилетнюю балерину Эдит Еву Эгер с семьей отправили к Аушвиц. Ее родителей в первый же день убили в газовой камере – а уже через несколько часов знаменитый доктор Зло – Йозеф Менгеле заставил девочку плясать для него, чтобы заработать право выжить. Всю жизнь потом Ева считала себя виноватой в смерти матери – она не знала, как и почему во время селекции распределяют людей, и на вопрос Менгеле назвала маму именно мамой, а не сестрой.

Еве с сестрой пришлось пройти Аушвиц, Маутхаузен и Гунскирхене, пережить марш смерти. До тех пор, пока 4 мая 1945 года американский солдат не вытащил ее, полумертвую, из горы трупов.  

Что было с ней дальше? Переезд в Чехословакию, замужество, эмиграция в США, научная степень по психологии, докторантура, статус выдающегося психолога, собственная клиническая практика и научная работа – в том числе помощь ветеранам и жертвам физических и психических травм. Доктор Эгер стала учителем года в 1972 году, Женщиной года в 1987 года, главной героиней голландского документального фильма о Холокосте и лауреатом Награды мира от Сената штата Калифорния в 1992 году. Через 35 лет после окончания войны она побывала в Аушвице – целенаправленно, чтобы победить воспоминания и специфическое чувство вины выжившего. А итогом ее жизни, профессиональной и душевной работы стала эта книга с говорящим названием "Выбор".

Это не только история жизни. Это еще и история сохранения себя – и формулирование универсальных уроков, способных помочь очень многим. Ей помогала взаимопомощь и сочувствие к другим, самоотречение и посвящение себя другому – спасению сестры, надежде на встречу с любимым. Ей помогала уникальная оптика: танцуя перед Менгеле, она видела его не монстром, а узником собственной души, ничтожеством, которому придется жить со знанием о том, на что он оказался способен.

Эгер часто сравнивают с Анной Франк – только с поправкой: сумевшей выжить. У них было сходное образование и воспитание, похожие семье, они попали в лагерь в одном возрасте, и обе сумели поразительным образом сберечь в себе способность чувствовать, сострадать и верить. Дневник Анны оборвался на пороге лагеря. Воспоминания Эдит – та часть истории, которой мы не узнали об Анне.

Эдит очень долго лечила свою душу, переосмысляя опыт, - прошла отрицание, попытку запереть воспоминания, терпела чувство вины, заново искала, во что верить и где черпать смысл жизни. И нашла.

Цитата:

"Если извлечь из моей жизни самый важный момент, представить всю мою историю одним-единственным стоп-кадром, он будет выглядеть так: на безжизненном пространстве двора стоят три женщины в темных шерстяных пальто, крепко держась за руки. Они обессилены. На их туфлях лежит пыль. Они стоят в длинной очереди. Три женщины — это моя мама, моя сестра Магда и я. И это последние мгновения, когда мы вместе, но мы еще ничего не знаем.

…Выжившие, с которыми мне удается встретиться, имеют одну общую со мной черту: мы не можем взять под контроль самые тяжелые факты нашей жизни, но у нас есть власть решать, какой будет наша жизнь после травмы. Выжившие могут оставаться жертвами даже после освобождения, а могут научиться вести жизнь насыщенную и яркую.

…У меня семь правнуков – и это моя главная месть Гитлеру".

Ева Шлосс. После Аушвица. – АСТ, 2019

Ева Гейрингер родилась в 1929 году в Вене, в зажиточной семье. После аншюса Австрии воочию столкнулась с изменением отношения со стороны еще вчера хороших знакомых. В 1940 году семья уехала в Голландию и там в Амстердаме подружилась с семьей Анны Франк. Точно так же Гейрингеры скрывались в убежище два года, пока их не выдали. Это произошло в день, когда ей исполнилось 15 лет. Люди, обещавшие помощь, отдали Гейрингеров на съедение нацистам.

Во время сортировки в Освенциме доктор Менгеле отправил Еву и ее маму налево – и так им повезло выжить. Отец и брат погибли.

Ева так никогда и не преодолела опыт Аушвица. Ева училась, стала фотографом, вышла замуж, родила троих детей, успешно торговала антиквариатом – и все это время носила в себе не пережитое. К слову, Отто Франк, отец Анны, вернувшись, женился на маме Евы.

Ева никому не могла рассказать, что видела и пережила. Даже внукам, которые увидели лагерное клеймо – татуировку на ее руке, она сказала, что это номер телефона.

В 1985 году Ева выступала на тематической выставке об Анне Франк. И, следуя внезапному порыву, рассказала о том, что пережила сама. А потом продолжила рассказывать уже по-другому – написала две книги и пьесу.

Цитата:

"Австрийцы всегда считались людьми обаятельными и уравновешенными. Как я узнала потом, они были и "обаятельными нацистами" – улыбающимися и милыми.

…В безумном стремлении не «растратить» ничего, нацисты даже собирали волосы, которые они сбривали с заключенных, и превращали их в ковры и носки. Все обрезки волос длиной более двух сантиметров использовались для изготовления париков, и многие гордые арийцы Третьего рейха в конечном итоге ходили с волосами мертвых евреев на голове.

…Мне хотелось бы верить в то, что подобные люди, в частности Мип Брамс, сталкиваются с истинной справедливостью после смерти, но мой лагерный опыт лишил меня всякой веры в божественную силу и загробную жизнь. Справедливость должна существовать в этом мире – иначе ее вообще нет".

Антонина Никифорова. Это не должно повториться. – Речь, 2017

Впервые эта книга была опубликована в СССР в 1957 году. К слову, предисловие к ней написала Мари Клод Вайян-Кутюрье, выступавшая свидетелем на Нюрнбергском процессе.

Антонина Александровна Никифорова родилась в Ленинграде, работала врачом, а на второй день войны пошла на фронт. Служила военврачом 3 ранга Краснознаменного Балтийского флота, получила назначение в военно-морской госпиталь на острове Саарема в Балтийском море, и уже в октябре 1941 года, когда остров захватили немцы, попала в плен.

Прошла Майданек и Равенсбрюк. И после освобождения написала эту книгу, которая впоследствии была еще не раз переиздана, уже с позднейшими дополнениями, и стала одним из первых в СССР документальным свидетельством о нацистских концлагерях.

Эта книга проста и безыскусна, и этим производит особенно сильное впечатление. На ее страницах – русские, польки, чешки, француженки, голландки, еврейки. И, по сути, "доктор Антонина", как они ее называли, взяла на себя миссию дать им всем голос – в те времена, когда не было надежды на то, что они не канут в безвестность.

Равенсбрюк – крупнейший женский концлагерь на северо-востоке Германии, в котором собрали женщин разных национальностей и статусов, от политических заключенных до проституток и уголовниц. Их быт, их интуитивно найденные практики выживания, их способы справиться с абсурдным ежедневным злом – голодом, холодом, работой до смерти, экспериментами над людьми, пытками, отравлением обессиленных – описала Никифорова. Которая, к слову, задержалась в лагере после освобождения: стала работать в спешно созданной там санчасти для восстановления узников перед отправкой домой.

Они договорились, что, если выживут, расскажут. Антонина Никифорова сдержала слово за всех.

Цитата:

"Около стока мокро, валяются нечистоты, часть матрацев закрывает сток. Они также мокры. Пришла сестра СС Эрна с ремнем в руках, открыла ключом дверь в комнату душевнобольных и стала хлестать их…

…Я попала в средневековье. Не хватало только цепей на стене, чтобы приковали больных. Воздух ужасный, тем более что девушки придвигают гробы с трупами совсем близко к комнате, где сидят сумасшедшие. Это готовят для меня рабочее место… Взгляды женщин с ужасом направлены на гробы и на меня. Каждая знает: раз попала сюда, значит, безнадежно больна и через два-три дня ее участь – лежать в этом коридорчике в гробу или на столе для очередного вскрытия".

Павел Полян. Жизнь и смерть в аушвицком аду. – АСТ, 2018

"Зондеркоммандо" - изобретение немцев, не желавших марать руки грязной работой. Они заставляли евреев выполнять все самые страшные сопроводительные действия в процессе конвейерного уничтожения их собратьев, собирая их в специальные бригады. Ассистирование при убийстве в газовых камерах, утилизация трупов, кремация, сбор золотых зубов и волос. Естественно, всем работникам зондеркомманд предстояло также умереть. Но 110 человек из 2200 в Аушвице-Биркенау выжили. Кто-то из них записал то, что пережил, кто-то рассказал в интервью, нашлись даже посмертные свидетельства, зарытые в землю или пепел рядом с крематориями.

Павел Полян посвятил свою книгу им.

Здесь есть ряд очерков общего характера – об оценке количества жертв, об освобождении лагеря, о беспрецедентно циничном, вне человеческой психоэтики существующем явлении "зондеркомманд", о сопротивлении и восстании 7 октября 1944 года. А еще здесь есть девять поразительных документов – текстов, написанных пятью членами зондеркомманд, своеобразных рукописных летописей, обнаруженных с 1945 по 1980 году. Залман Градовский, Лейба Лангфус, Залман Левенталь, Хайм Герман и Марсель Наджари.

Цитата:

"Новичка ввели в курс дела, – наконец, до него доходит, что его близких – жены, отца, матери, детей – уже нет в живых. А если почему-то с их убийством вышла заминка, то не исключено, что ему еще придется «обслуживать» и их убийство! Он потрясен, оглушен, контужен… А что дальше? Как должен он реагировать на весь этот непередаваемый ужас? Ведь любая форма отказа или хотя бы возмущения, несомненно, была бы самоубийством. Кстати, такого рода самоубийства или хотя бы покушения на них, конечно же, случались, но были они большой редкостью. Я. Габай рассказал о Менахеме Личи, в первый же свой день действительно прыгнувшем в огонь. То же сделал и Лейб-Гершл Панич, но в последний день – в день восстания. Э. Айзеншмидт сообщает сразу о трех известных ему случаях: два – это еврейские врачи во время восстания в октябре 1944 года, а третий – некий бывший полицейский из Макова, проглотивший 20 таблеток люминала, но его все равно спасли. Об аналогичном случае на крематории V с капитаном греческой армии подробно вспоминает и М. Нижли, его спаситель. Кальмин Фурман, земляк Градовского по Лунне, пытался повеситься после того, как поучаствовал в сожжении трупов своих близких, но спасли и его".

Мария (Маша) Рольникайте. Я должна рассказать…- Самокат, 2016

Это – одна из самых страшных книг, какие только существуют. Мы поместили ее во "взрослую" подборку, а не в список книг, с помощью которых можно рассказать детям о нацизме, именно поэтому: такое чтение не всякому взрослом по плечу. Она выдержала много изданий и переизданий.

Девочка Маша из Вильнюса вела дневник. В нем она изо дня в день рассказывала о происходящем. Как немцы вошли в город. Как создали гетто и согнали туда евреев. Как убили ее маму и маленьких сестру и брата. Как жилось в гетто и концлагерях - Кайзервальд в Латвии и в Штуттгофе близ Данцига. Война поглотила Машину жизнь в самом хрупком возрасте – возрасте становления, надежд и первых попыток осмысления мира, - с 14 до 18 лет.

Маша видела все. Например, как узников, получивших обморожение из-за того, что приходилось носить деревянные колоды, отправляли в газовые камеры. Перед этим других заключенных заставали раздевать и мыть этих обреченных. Самой Маше пришлось это сделать – вымыть смертницу, предварительно сняв с нее деревянную обувь, отрывая кожу и мясо.

Маша потеряла подругу во время смертельного расчета. Из-за побега нескольких узников было приказано расстрелять "каждую третью" в строю. Машу миновало. Ее подруга была девятой.

Маша заучивала свой дневник наизусть, потому что знала, что за каждое слово в нем подлежит расстрелу. В лагере она прятала тетрадки в ботинки. Ей помогали прятать записи и другие узницы – тоже засовывали в обувь или в бутылках закапывали в землю.

Когда советские солдаты выносили ее, полумертвую, на руках, единственной мыслью было, что теперь ее не убьют.

Потом Мария Рольникайте написала продолжение. Автобиографическую книгу "Это было потом…" - о том, как возвращалась домой, как встретилась с отцом и сестрой, как вообще жила дальше. Мария умерла в 88 лет. Всю жизнь она посвятила том, чтобы донести до мира пережитое.

Также в книге впервые приведена подробная хроника событий Вильнюсского гетто, и это дополнение только усиливает документальность ее дневника.

Цитата:

"Рассказывают, что Гитлер в своей новогодней речи по радио заявил, что в канун следующего, то есть 1943-го, нового года евреев можно будет увидеть только в музее, в виде чучела. Если Гитлера не разобьют на фронте, он свои угрозы осуществит…

...Страшно подумать, что завтра надо будет умереть. ... А я не хочу! Ведь я еще так мало жила!.. И ни с кем не попрощалась. Даже с папой."

Массовые уничтожения: палачи

Комендант Освенцима. Автобиографические записки Рудольфа Гесса. Предисловие и комментарии Мартина Брозата. – Штутгарт, 1958 

Эта книга представлена в свободном доступе в интернете и прочесть ее в сети проще, чем купить в бумажном издании.

Казалось бы, зачем цивилизованным современным людям читать воспоминания коменданта Освенцима? Об организации и устройстве этой фабрики смерти подробно рассказывают документы и показания свидетелей. Леденящая кровь статистика тоже известна, ее можно найти в энциклопедиях и справочниках. И тем не менее, эта книга должна быть доступна читателю – она представляет собой ценнейшее свидетельство и доказательство. Голоса жертв мы можем услышать в воспоминаниях или показаниях. Палачи предпочитали молчать – и об их истинных мотивах, представлениях, чувстве ответственности или вины оставалось только гадать. В этом смысле автобиография, написанная Рудольфом Гессом (Хёссом) в тюрьме во время Нюрнбергского процесса, - уникальное свидетельство феномена той самой "банальности зла", первый подобный документ в послевоенной истории. Как он мог? Что он чувствовал? Был ли он человеком? Ответы в этой книге есть. В том числе – между строк.

Первые ее главы повествуют о детстве, отношениях с родителями и одноклассниками, религиозности, первой любви, войне.  Затем – в подробностях о "службе" и "профессиональной деятельности", с цифрами, которые, впрочем, нуждаются в перепроверке. Подробный и наглядный отчет превращения человека в говорящую машину истребления, сохраняющую только некоторые инстинкты живого существа, причем до предела извращённые, главный из которых – инстинкт слепого подчинения тем, кто выше по иерархии, и полного равнодушия к тем, кто находится на низших ее ступенях.

 И далее – подведение итогов жизни с осуждением… Гитлера и руководства Третьего рейха, но не себя как "первого ученика".  Эта книга – скрупулезная хроника деградации и самоуничтожения человеческой души. Комендант Освенцима так и не понял, в чем же виноват лично он.

Цитата:

"Своими родителями я был приучен оказывать всяческое уважение взрослым и особенно старикам из всех социальных кругов. Везде, где была необходима помощь, ее оказание становилось для меня главным долгом. Отдельно укажу также на то, что я беспрекословно выполнял пожелания и приказы родителей, учителей, священника и др., и вообще всех взрослых, включая прислугу, и при этом ничто не могло меня остановить. То, что они говорили, всегда было верным.

...Разумеется, для всех нас приказы фюрера подлежали неукоснительному исполнению, тем более для СС. И всё же каждого терзали сомнения. Сам я ни в коем случае не смел обнаруживать свои сомнения. Чтобы поддержать психическую стойкость сослуживцев, мне при исполнении этого чудовищно жестокого приказа приходилось вести себя так, как будто я был сделан из камня. Все смотрели на меня: какое впечатление производят на меня сцены, подобные описанным выше? Как я на них реагирую? Сверх того, я убедился в том, что каждое моё слово подробно обсуждается. Мне приходилось изо всех сил держать себя в руках, чтобы не проявить волнение и подавленность от того, что я переживал. Я должен был выглядеть хладнокровным и бессердечным при сценах, от которых щемило сердца у всех, сохранивших способность чувствовать. Я даже не мог отвернуться, когда меня охватывали слишком человеческие порывы. Мне приходилось внешне спокойно наблюдать за тем, как в газовую камеру шли матери со смеющимися или плачущими детьми.

...Лето 1944. Гиммлер велел мне прибыть в Берлин, чтобы отдать мне столь роковой и столь жёсткий приказ о массовом уничтожении евреев из почти всей Европы, в результате чего Освенцим стал крупнейшим местом уничтожения в истории, [и] вследствие [чего], - из-за отбора и накопления работоспособных евреев и вызванной этим катастрофической перегрузкой с сопутствующими явлениями, - тысячам, тысячам и тысячам неевреев, которые должны были остаться в живых, пришлось умирать от болезней и эпидемий, которые были вызваны теснотой, недостаточным питанием, непригодной одеждой и значительным недостатком гигиенических установок.
Вину за это целиком и полностью несёт Гиммлер, который игнорировал все сообщения о таком положении, беспрерывно поступавшие ему из компетентных инстанций, - он не устранял причину и не оказывал никакой помощи".

Георгий Шепелев. Война и оккупация. 1941-1945 гг. Неизвестные фотографии солдат вермахта с захваченной территории СССР и советского-германского фронта. – М: Яуза, 2021 

Книга Георгия Шепелева – не строго научный труд. Не публицистика и уж тем более не художественное повествование. Это фотоальбом. Причем необычный – в нем особенно коллекция. У снимков разное качество, формат и содержание. В течение пятнадцати лет Шепелев выкупал у других коллекционеров, у наследников германских солдат, воевавших на территории СССР, у случайных обладателей любительские снимки, сделанные немцами на оккупированных территориях. Говоря проще – это снимки, которыми захватчики хотели "прихвастнуть" дома.  

Всего в коллекции Георгия Шепелева более 5000 снимков, однако в альбом вошли только прошедшие атрибуцию, в отношении которых известны места съемки, авторы, обстоятельства и даты. Не станем рассказывать, что на них – это нужно видеть. И увидевший – не забудет.

Лучшей аннотацией к альбому послужат слова куратора издания, заместителя директора департамента науки и образования РВИО Константина Пахалюка:

"Перед нами не столько фотоальбом, сколько научная монография, в которой историческая фотография … превращена в полноценный исторический источник, позволяющий прояснить, каким образом немецкие солдаты видели свою "миссию" на оккупированной территории СССР. Каждый подобный фотоснимок — это частный взгляд, однако взгляд не нейтральный, как это может показаться неподготовленному читателю, а обремененный контекстуальными, культурными и идеологическими влияниями. Важно, что это не официально-пропагандистские фотоснимки, а частные свидетельства, их авторы самостоятельно принимали решение, что и как снимать, что сохранять для потомков, а что — уничтожить. И именно это позволяет со всей серьезностью относиться к представленным визуальным источникам. Одни оккупанты рассматривали ведущуюся войну на уничтожение против СССР как своеобразный, даже экстремальный, как сегодня бы сказали, туристический поход, другие — как "освободительную" миссию. Многие, на первый взгляд, бытовые сюжеты проанализированы Георгием Шепелевым как несущие идеологические содержание или отражающие ситуации господства и подчинения — будь то измученные военнопленные в просящих позах, полуголый немецкий генерал, дарящий цветы украинцам-танцовщицам, старик-еврей с лопатой или немцами... Характерны и подписи немцев-фотографов к своим снимкам, позволяющие обозначить особенности "расшифровки" увиденного: образ типичной деревни, сельской пасторали, сопровожден подписью: "Это и есть Россия! Мрачная и пустынная", что отсылает к восприятию нашей страны как пространства, подлежащего колонизации "цивилизованной" нацией, "Дикого Востока"; на другой фотографии Свято-Покровский кафедральный собор в Гродно обозначен как "русская синагога", что указывает на прочно укоренившееся под влиянием нацистской пропаганды восприятие СССР как "жидо-большевистского государства"; третий автор снимок с горящей деревней прокомментировал восклицанием «Как здесь все красиво горело», что, как пишет Георгий Шепелев, перекликается со многими воспоминаниями солдат вермахта".

Лев Симкин. Его повесили на площади Победы. – Corpus, 2018

Фридрих Еккельн. Палач Бабьего Яра и Рижского гетто. Один из величайших злодеев ХХ века, о котором до недавнего времени ничего не было известно. Обергруппенфюрер СС, генерал войск СС и полиции, высший фюрер СС и полиции на юге, а затем и на севере СССР. Именно этот человек стоял у истоков массового уничтожения евреев с лета 1941 года, после вторжения нацистской Германии в Советский Союз. Именно ему принадлежала "рационализаторская" идея оптимизации массовых расстрелов – заставлять людей ложиться в ряд по несколько человек, стрелять им в затылок, а потом приказывать следующей группе смертников лечь сверху…

Лев Симкин собрал в архивах множество сведений – к материалам Рижского процесса 1946 года добавил материалы из американских и германских хранилищ. Среди судеб, косвенно относящихся к центральному персонажу, есть и судьба митрополита Сергия (Воскресенского), в чьем убийстве обвинялся Еккельн, и судьба спасенной им из Рижского гетто девушки, и судьба незаконнорожденной дочери палача.

Фридрих Еккельн попал в плен в конце войны и после суда, продлившегося неделю в Риге, вместе с еще четырьмя военными преступниками был публично повешен. Тело его, по секретному указу Президиума Верховного Совета СССР, было на несколько дней оставлено на виселице.

Как он стал тем, кем стал? Что собой представляла его карьера – вплоть до поручения освободить оккупированные вермахтом территории от евреев, цыган, советских военнопленных и партизан, к которым немцы относили любых жителей мест, где существовало подполье? Откуда такая изощренность в убийстве? Лев Симкин даже приводит фрагменты своих разговоров с профессиональным специалистом в области психологии зла.

Цитата:

"Черчилль на вопрос, почему в Англии нет антисемитизма, ответил: “Потому что англичане не считают евреев умнее себя"

...Садизм “есть превращение немощи в иллюзию всемогущества”, дающую ощущение абсолютной власти над другим существом".

Гюнтер Леви: Преступники. Мир убийц времен Холокоста. – АСТ, 2019 

Гюнтер Леви – американский историк, почетные профессор Университете Массачусетса. Он родился в семье немецких евреев, после отправки отца в Бухенвальд бежал в 1939 году в Палестину, оттуда после войны – в США. Всю жизнь исследовал историю нацизма: место католической церкви в нацистской Германии, преследование цыган, функционирование цензуры в Третьем рейхе.

В этой книге Леви использовал протоколы судебных заседаний, письма, дневники и воспоминания немецких офицеров и солдат, а также свидетельства очевидцев геноцида.

Главный вопрос, которым задается автор, знаком каждому, кто погружается в эту невыносимую тему: как они могли, почему они это делали?

Он размышляет о том, что до 1960-х годов немцы изо всех сил старалась забыть и отрицать то, что делали, или твердили, что ни о чем не знали. Однако все послевоенные процессы раз за разом доказывали: в основном все эти люди были вполне вменяемы – те самые обычные люди, присягнувшие «банальности зла». Они просто действовали, не задавая вопросов.

Огромное количество примеров, приведенных в книге, подтверждает готовность рядовых немцев активно и пассивно поддерживать политику уничтожения "унтерменшей", а затем объяснять свою роль выполнением приказов, легко перекладывая ответственность на глав Третьего рейха.

Отдельная большая глава посвящена тому, как немецкое правосудие помогало преступникам избежать ответственности.

Цитата:

"Германия пыталась сбежать от своей собственной истории. Немцы считали себя народом-жертвой, беспомощным перед лицом тоталитарного террора и, следовательно, неспособным противостоять политике нацистов. Интересно, что это мнение сходно с позицией восточногерманского коммунистического режима, который расценивал немецкий фашизм как особую форму монопольного капитализма, поработившего германский народ. Вера в жертвенность немцев была широко распространена в первые послевоенные годы. Это нашло отражение в мрачной шутке, популярной в то время: "Немцы никогда не простят евреев за Освенцим". В 2006 году во время своего визита в Освенцим папа Бенедикт XVI (в миру – Йозеф Ратцингер) назвал себя "сыном народа, оказавшегося во власти банды преступников", народа, который "использовали как орудие разрушительной ярости и господства". Таким образом, сомнительный тезис о коллективной вине немцев был вытеснен еще более неуместной идеей об их коллективной невиновности. Общество, пережившее психологическую травму, на обвинение в коллективной вине отвечало: "Мы не знали об этом!" Но почти никто не отдавал себе отчет в том, что утверждение о незнании о происходивших зверствах серьезно подрывало другое оправдание – невозможность противостоять преступлениям. Как было невозможно противостоять тому, о чем не знаешь?

Последовали новые недоразумения. В первые два десятилетия после поражения нацистской Германии Холокост часто преподносили как следствие эффективной машины уничтожения, как преступление без преступников. Убийство евреев рассматривалось как дело рук безликих бюрократов, которые были винтиками в безымянной машине уничтожения".

Также рекомендуем:

Холокост: Библиографический указатель русскоязычной литературы за 1941–2020 гг. / РАН. ИНИОН. Фундаментальная библиотека. Отдел научно-библиографической информации; сост. И.А. Альтман, Е.Ю. Матвеева, А.В. Гасилин; отв. ред. А.В. Гасилин, ред. О.В. Сергеева. – Москва, 2021.