Взгляд на Нюрнберг и взгляд из Нюрнберга

Психологи, переводчики, журналисты, писатели, художники, юристы, военные – мало кто из тех, кому выпал уникальный шанс побывать в Нюрнберге 1945-1946 годов, избежал искушения оставить свои впечатления и наблюдения для истории. В этих книгах есть все, что позволяет перенестись в воображении на все ключевые сценические площадки – в тюремные камеры, комнаты для допросов, лагерь прессы и, конечно, легендарный зал №600. Если и можно составить список обязательной литературы по теме, то это – именно он.

Аркадий Полторак. Нюрнбергский эпилог. 3-е изд. - Москва : Юридическая литература, 1983. 

Канонический труд, книга, долгое время бывшая самым популярным и авторитетным источником представлений о ходе Нюрнбергского процесса у советских читателей. Однако она ничуть не устарела и сегодня и все так же вызывает интерес и доверие. Аркадий Полторак, который на Международном Военном Трибунале был секретарем советской делегации, наделен безусловным даром наблюдательности, навыком анализа и прекрасным писательским пером. Он не упустил ничего – от множества "говорящих" деталей до ключевых событий. Как искали преступников, как после ареста допрашивали, как они вели себя на скамье подсудимых, почему местом проведения процесса избрали именно Нюрнберг, какая атмосфера отличала различные этапы работы трибунала на протяжении года, и как, наконец, жили в те долгие месяцы все, что попал на главный процесс века: обвиняемые, обвинители, адвокаты, судьи, пресса, переводчики, публика. "Нюрнбергский эпилог" – бесценное свидетельство непосредственного свидетеля и очевидца.

ЦИТАТА:

"Наконец мы в зале, где заседает Международный военный трибунал. Первое, что бросается в глаза, — отсутствие дневного света: окна наглухо зашторены. А мне почему-то хотелось, чтобы этот зал заливали веселые, солнечные лучи и через широкие окна, нарушая суровую размеренность судебной процедуры, сюда врывались бы многообразные звуки улицы. Пусть преступники чувствуют, что жизнь вопреки их стараниям не прекратилась, что она прекрасна.

…Весь образ жизни председателя трибунала в Нюрнберге отличался удивительной размеренностью. Вечерами, как раз в тот час, когда советские судьи Никитченко и Волчков садились за изучение материалов, подлежащих рассмотрению на очередном заседании, Лоуренс выходил со своей супругой в парк на прогулку. Он ужасно не любил, когда в неслужебное время кто-нибудь пытался навязать ему беседу, касающуюся процесса. Поэтому в тех редких случаях, когда я встречал его на прогулке, он чаще всего начинал рассказывать, и очень увлекательно, о своей конюшне скаковых лошадей. Он отлично знал каждую свою питомицу и, видимо, вообще понимал в этом деле. Лев Романович Шейнин, проведав о слабости Джеффри Лоуренса, обычно сам заводил с ним разговор о лошадях, чем ставил меня, как переводчика, в очень неловкое положение из-за незнания этой "тематики" ни на русском, ни тем более на английском языке.

…Повторяю, в основном и главном Нюрнбергский процесс был процессом документов. Превалирующее значение на нем имели доказательства письменные. Но наряду с документами здесь в полной мере использовались и все другие средства установления виновности подсудимых, в том числе свидетельские показания. Круг свидетелей был исключительно разнообразен. За свидетельским пультом можно было увидеть и нацистского министра Ламмерса, и личного шофера Гитлера Кемпка, и фельдмаршала Кессельринга, и австрийского министра иностранных дел Гвидо Шмидта, и крупного чиновника гестапо Гизевиуса, и одну из жертв гестаповского террора Шмаглевскую, и крупных деятелей культуры (таких, скажем, как советский академик И. А. Орбели), и служителей культа.  Свидетели, как обычно, делились на две категории: вызванных обвинением и вызванных защитой. В конечном же итоге получилось так, что по характеру показаний они мало отличались друг от друга".

Густав Гилберт. Нюрнбергский дневник. М.: «Вече», 2012 г.

Густав Гильберт. Нюрнбергский дневник: процесс глазами психолога. - Смоленск : Русич, 2004. 

The Psychology of Dictatorship: Based on an Examination of the Leaders of Nazi Germany. New York: The Ronald Press Company. 1950 

Nuremberg Diary. Farrar, Straus and Company: New York, 1947 

Еще одна каноническая работа, ставшая одним из главных источников представлений о закулисье Нюрнберга – о том, как жили, что чувствовали, как себя вели на протяжении каждого дня процесса его фигуранты. Американец Густав Гилберт работал на трибунале экспертом-психологом и помощником коменданта тюрьмы. Безусловный профессионал, обаятельный, образованный и разносторонний человек, прекрасно владевший немецким, Гилберт расположил к себе обитателей всех 22 камер. Он вел за ними наблюдения, тестировал их, много разговаривал с ними и регулярно записывал впечатления и обширные цитаты из этих бесед. В результате мир получил в распоряжение исчерпывающие психологические портреты главных нацистских преступников в развитии.

ЦИТАТА: 

"Обеденный перерыв. И за столом Франка, и за столом Геринга Гитлер был центральной темой разговоров. Гесс и Риббентроп, сидевшие за столом Франка, подняли вопрос о том, знал ли Гитлер обо всем этом. Франк, не скрывая злорадства, заявил, что будь это иначе, сложно было бы все организовать. Он твердил, что все делалось по прямому приказу Гитлера.

Между тем Кейтель подбросил Герингу вопрос, а не лучше бы Гитлеру, не полагаясь на свое окружение и не вешая на него ответственность за содеянное, самому взять да и возложить эту ответственность на себя.

— Но не следует забывать, кем он был, — возразил Геринг в отчаянной попытке воспротивиться столь демонстративному разброду в рядах обвиняемых.

— Конечно, не следует — он был главным военным преступником! — бросил я, стоя между двух столов.

— Он был и оставался главой нашего государства. Я бы не перенес, если бы мне довелось увидеть, как его судит иностранный суд! Вы же все знали фюрера. Он бы первым встал и заявил во всеуслышание: "Приказы отдавал я, и я беру на себя всю полноту ответственности!" Но по мне лучше уж десять раз умереть самому, чем стать свидетелем такого жуткого унижения.

Впрочем, на остальных обвиняемых эта пламенная демонстрация лояльности не произвела никакого впечатления.

Франк бросил резкую реплику:

— Ничего страшного, тиранам уже приходилось отвечать перед судом!

Это был первый вызов Герингу с начала процесса. Бывший рейхсмаршал побагровел.

— По его милости мы сейчас здесь, и единственное, что нам остается, так это рассказать, как все было в действительности!

Кейтель, Дёниц, Функ и Ширах внезапно поднялись и покинули стол Геринга, что было совсем не в их духе, оставив Геринга в одиночестве".

Борис Полевой. В конце концов. М.: «Советская Россия» - 1969 г. 

Советский писатель Борис Полевой, впоследствии легендарный главный редактор журнала "Юность", был военным журналистом, писал репортажи с передовой, а после войны присутствовал на Нюрнбергском процессе в качестве корреспондента газеты "Правда". Воспоминания об этом историческом событии он опубликовал в 1969 году. За годы писательской и журналистской деятельности он встречался со многими выдающимися людьми, причем выдающимися злодеями – тоже. Но воспоминания о Нюрнберге стали для него и чрезвычайно важным личным переживанием. Пожалуй, нет больше столь же обаятельных и подробных мемуаров, которые так живо передавали бы атмосферу, царившую как на заседаниях трибунала, так и в гостинице и пресс-кемпе, где впервые так тесно общались между собой представители четырех держав, следя за событиями в режиме реального времени. Как превращались в нелюдей ставшие нацистами вчерашние солдаты, студенты, обыватели, Борис Полевой пытался понять сам и передать читателю, анализируя чудовищные открытия на каждом заседании суда.

ЦИТАТА:

"Канцелярия коменданта суда американского полковника Эндрюса уже закрыта, но мой раззолоченный мундир, еще не виданного здесь образца производит впечатление. Полковник — сама любезность — предлагает папиросы, потчует какими-то засахаренными орешками и в довершение всего сам ведет на гостевой, нависающий над залом балкон, битком набитый какими-то респектабельными господами и дамами, и усаживает рядом с красивой, немолодой женщиной в военной форме американской армии, лицо которой кажется мне почему-то знакомым. На прощание он спрашивает — не нужен ли бинокль и как сувенир дарит мне план зала.

— Вот что значит уметь одеться! — острит Крушинский, из солидарности остающийся на гостевом балконе.

А я смотрю в зал, на судей, сидящих за продолговатым столом, под сенью советского, английского, американского и французского флагов. На подсудимых, размещенных в эдаком дубовом загончике, что на противоположном конце этого залитого мертвенным синеватым светом зала. Смотрю и думаю, что присутствую при осуществлении самой заветной мечты, которой все годы войны жили миллионы моих сограждан на фронте и в тылу.

… Должно быть, находясь в плену карикатуристов, я сразу же был поражен обыденностью и даже, я бы сказал, благопристойностью внешнего вида подсудимых. Ничего страшного или отвратительного — сидят себе двумя рядами разных лет господа, кто слушает, кто учтиво разговаривает с соседом, кто делает записи в лежащих перед ними на пюпитрах бумагах, кто отсылает записку своим адвокатам, сидящим чуть ниже, по ту сторону барьера. И хотя знаешь, конечно, что вон тот добродушного вида толстяк в сером мундире из замши, что сидит в первом ряду справа, — это Герман Геринг, "второй наци" Германии, поджигавший рейхстаг, организовавший "ночь длинных ножей", готовивший захват Австрии, Чехословакии, публично грозивший превратить в руины Лондон, Ленинград, Москву, что этот худой с череповидным лицом субъект — Рудольф Гесс, правая рука Гитлера в нацистской партии, сочинявший вместе со своим фюрером мракобеснейшую "Майн кампф", что благообразный высокий господин — это коммивояжер международных заговоров Иоахим фон Риббентроп, а высокий военный с квадратным суровым лицом и гладко зачесанными волосами — фельдмаршал Вильгельм Кейтель, соавтор Гитлера по всем его захватническим планам, хотя кровавые дела этих людей давно известны всему миру, — на внешнем облике этих суперзлодеев все это не отразилось. Мирная обыденность подсудимых поразила меня больше всего".

Рихард Вольфганг Зонненфельдт. Очевидец Нюрнберга, 1945-1946. Воспоминания переводчика американского обвинения — Москва: Центрполиграф, 2013. - ISBN 978-5-227-04476-1. 

Эмигрировавший из нацистской Германии в Великобританию, Рихард Зонненфельдт ненавидел гитлеровский режим. Судно, на котором он был отправлен в Австралию в лагерь для перемещенных лиц, едва не потопила нацистская подлодка. В 1940 году он уехал в США, и добровольцем вступил в американскую армию. Безупречно владевшего несколькими языками Зонненфельдта взяли на работу в Управление стратегических служб переводчиком, и в конце концов он стал главным переводчиком Нюрнбергского трибунала со стороны США.

Ему довелось солдатом участвовать в освобождении лагеря смерти Дахау, он видел многое своими глазами. Но увиденное на процессе потрясло его до глубины души – и по-иному. Какими ничтожествами оказались люди, еще недавно решавшие судьбы мира.

ЦИТАТА:

"– Я задаю вопросы, а вы на них отвечаете, – сказал Амен (главный следователь со стороны США) Герингу.

Я перевел возражение Амена на немецкий, но Геринг попытался исправить мой перевод. Амен шепнул мне:

– Не давайте ему вас перебивать.

Вдруг мне вспомнилась фраза Черчилля о том, что немцы либо берут тебя за горло, либо валяются у тебя в ногах. Я попросил у Амена разрешения научить этого свидетеля, как следует вести себя со мной.

– Валяйте, – сказал Амен.

Еще я вспомнил взятого в плен немецкого генерала, как я заставил его идти перед грузовиком, на котором ехали его солдаты, когда он пожаловался, что не хочет ехать в лагерь военнопленных в одном кузове с подчиненными. Одновременно мне вспомнилась старая шутка про Геринга. И я назвал его "господин Gering", намеренно исказив его имя так, как мне доводилось слышать еще в детстве. Gering по-немецки означает "ничтожество". Я сказал:

– Господин Ничтожество. Когда я перевожу вопросы полковника на немецкий, а ваши ответы на английский, вы молчите, пока я не закончу. И не перебиваете меня. После того как стенографистка запишет перевод, вы можете сказать мне, что у вас возникли трудности, и тогда я решу, обращать ли внимание на ваши слова. Либо, если вы хотите, чтобы вас допрашивали без переводчика, так и скажите, и я буду только слушать и поправлять.

Его глаза блеснули, он долгим взглядом посмотрел на меня и сказал:

– Меня зовут Геринг, а не ничтожество.

Он знал, что переводчик выгоден ему самому. Он знал английский достаточно хорошо, чтобы понимать суть задававшихся по-английски вопросов, но недостаточно хорошо, чтобы отстаивать свои интересы, а именно это ему и было нужно. Зачем бы иначе он вообще стал говорить с американцами, если просто мог молчать? Кроме того, когда он сначала слышал вопрос по-английски, потом по-немецки, это давало ему преимущество. Эта задержка почти лишала полковника Амена возможности застать его врасплох, а так как все говорилось и повторялось на двух языках, то за один допрос мы успевали задать вдвое меньше вопросов.

Я сказал:

– Я здесь главный переводчик, и если вы больше не будете перебивать меня, то и я больше не буду коверкать ваше имя, господин Геринг.

Полковник Амен следил за выражениями наших лиц и терпеливо ждал во время этого обмена репликами. Я повернулся к нему и сказал:

– С этого момента заключенный Геринг будет отвечать на ваши вопросы.

После того допроса Геринг требовал, чтобы его переводил я. Геринг был главным подсудимым, Амен – главным следователем, а я – главным переводчиком. Безупречный немецкий порядок! Когда позднее просочилось, что я любимый переводчик Геринга, я так и не смог решить, гордиться мне этим или возмущаться. Вот так мы начали его допрашивать".

Борис Ефимов в «Известиях». Карикатуры за полвека (1969)  

Ровесник века: Воспоминания. — М., 1987. 

Десять десятилетий: О том, что видел, пережил, запомнил. — М.: Вагриус, 2000. — ISBN 5-264-00438-2.

XX век в карикатурах. — М.: АСТ. — ISBN 978-5-17-110710-9. 

За свою очень долгую жизнь Борис Ефимов нарисовал столько политических карикатур, что подсчитать их не могут даже самые информированные специалисты. На Нюрнбергском процессе он присутствовал лично и оставил не только блестящие зарисовки, но и прекрасные мемуары. Ефимов оказался столь же цепким, наблюдательным и одаренным рассказчиком, как и художником. Пожалуй, только ему и Борису Полевому удалось по-настоящему наглядно передать атмосферу и ежедневный быт, сложившиеся вокруг процесса.  

ЦИТАТА:

"В Нюрнберг приехал и Дэвид Лоу. Седой, но свежий и моложавый, в военной форме с нашивками военного корреспондента, маститый английский сатирик очень оживленно приветствовал своих советских коллег. В баре нюрнбергского "Гранд-отеля", где еще не так давно рассиживались всевозможные гауляйтеры и оберштурмфюреры, карикатуристы-союзники весело уселись за одним столиком с бокалами в руках. Завязалась непринужденная дружеская беседа. Заговорили и о дальнейших творческих планах.

— Фашистов я буду отныне изображать так, чтобы люди, глядя на рисунок, зевали, — заметил Лоу.

Мы с Кукрыниксами переглянулись.

— А почему, собственно, люди, глядя на ваш рисунок, должны зевать? — осведомился Порфирий Крылов.

— А потому, что они должны чувствовать, какая это скучная и до тошноты надоевшая вещь — фашизм, — ответил Лоу.

— Скучная? — переспросил я. — Но мне кажется, что в последние годы, мистер Лоу, нам с вами, как и очень многим другим людям, не приходилось жаловаться на скуку…

— И тем не менее я хочу сейчас показать фашизм настолько скучным и неинтересным, чтобы никому не хотелось быть фашистом.

Мы с трудом верили своим ушам. Еще лежали в развалинах английские, русские и французские города. Еще не остыли кошмарные печи Майданека и Освенцима и взывала к возмездию кровь неисчислимых жертв фашизма. Еще бродили по улицам того же Нюрнберга невыловленные эсэсовцы и "вервольфы", а крупнейший сатирик и видный общественный деятель Англии уже буквально на глазах возвращался к прежнему благодушию — к своему довоенному пренебрежительно-ироническому отношению к фашистским преступникам. Мы удивлялись, хотя, может быть, еще не понимали в полной мере, что такие нотки были, как показали последующие годы, ростками примиренческого, «гуманного» отношения к охвостьям разгромленного гитлеризма. Кстати сказать, той же благодушной, юмористической интонацией окрашен рисунок Лоу, изображающий фашистских преступников на нюрнбергской скамье подсудимых. Не убийц, не садистов и изуверов видит на этой скамье английский карикатурист, а неисправимо тщеславных, туповатых, хотя и немного приунывших бюргеров".

Леон Голденсон. Нюрнбергские интервью. – У-Фактория, 2008. 

У этой книги особая судьба. Майор Леон Голденсон в 1946 году стал тюремным психиатром в Нюрнберге. И семь месяцев постоянно общался с фигурантами процесса, ведя запись бесед. Удивительная вещь: при том, что навязанный им врач-собеседник был евреем, бывшие бонзы Третьего рейха быстро преисполнились к нему уважения и доверия. Говорили они не только о политике, войне и преступлениях нацизма. Нашлось место и воспоминаниям детства, и искусству, и семейным историям, и философским рассуждениям. 19 подсудимых и 14 свидетелей раскрыли свои умы и сердца Голденсону. До своей смерти в 1961 году он так и не успел собрать записи в книгу, и работу впоследствии продолжил его старший брат. Более подробных и точных портретов нацистских преступников в последние отпущенные им месяцы не найти.

ЦИТАТА:

"Настроение Германа Геринга постоянно меняется. Чаще всего он весел, но иногда бывает очень мрачным. Он ведет себя по-детски и всегда старается играть на публику. Его тюремная одежда очень грязна, да и камера не чище.

…Любой адресованный ему общий вопрос относительно судебного процесса вызывает бурную реакцию: “Этот чертов суд – сплошная глупость. Почему они не дают мне взять на себя всю ответственность и освободить от этого мелюзгу – Функа, Фриче, Кальтенбруннера? Я даже никогда не слышал о большинстве из них до того, как попал в эту тюрьму! Я не боюсь опасности. Я отправлял солдат и летчиков на смерть в бой против врага – так почему я должен испытывать страх? Как я уже сказал суду, только я несу ответственность за все официальные действия правительства, но не желаю отвечать за программы уничтожения”".

Татьяна Ступникова. Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика. — 2-е изд. — М.: Возвращение, 2003. 

Двадцатидвухлетняя переводчица Татьяна Ступникова – дочь "врага народа" - ничего хорошего не ожидала от вызова к заместителю Наркома внутренних дел Серову. Однако вызов означал вовсе не арест. Ступниковой предстояло отправиться на, пожалуй, главную в жизни работу: ехать на Нюрнбергский процесс в качестве переводчика-синхрониста. Девушка знала немецкий язык, как второй родной – ее отец долгое время находился в Германии в научной командировке, там она и изучила язык. Спустя многие годы Татьяна Сергеевна написала мемуары обо всем, что видела, чувствовала и понимала, о том, что ей приходилось переводить не только на русский или немецкий, но и на человеческий язык.

Ни в коем случае не преувеличивая своей роли, советская переводчица вспоминает подробности процесса, допросы обвиняемых, делится с читателем переполнявшими ее эмоциями.

ЦИТАТА:

"Хотелось высунуть голову из нашего переводческого “окопа” и громко крикнуть судьям: “Этого надо повесить. По его вине на полях сражений и в концентрационных лагерях погибли тысячи отцов, мужей и сыновей!” Или: “Он не пожалел даже немецких детей, послав их в последние дни войны защищать бесноватого фюрера!” Или: “Он замучил тысячи ни в чём не повинных граждан Европы, угоняя их в Германию!”"

Гофман И. Д. Нюрнберг предостерегает. Воспоминания телохранителя главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко о Нюрнбергском судебном процессе. — Издание 2-е доп. — Полтава, 2007. — ISBN 966-7879-01-1. 

Иосиф Гофман, полковник Советской армии в отставке, был во время международного Военного Трибунала в Нюрнберге личным охранником Романа Руденко. С одной стороны, он отвечал за безопасность советского прокурора, с другой – стал очевидцем его напряженной работы во время процесса.

Его не раз спрашивали, как он оказался в охране Руденко. Отвечал он с юмором: "В то время советская армия была 10-миллионной, наверняка были люди более заслуженные. После того вопроса один чиновник, когда мы вышли из аудитории, сказал: вы неправильно выступили, вы должны были сказать, что вы день и ночь занимаетесь физкультурой, что вы не курите и не пьете. Но если серьезно: я разведчик. Я воевал в 8-ой Сталинградской армии, которая пленила фельдмаршала Паулюса, и было символично, чтобы на Нюрнбергском процессе был участник армии, воевавшей в Сталинграде; и та дивизия, в которой я служил, одна из первых оказалась в центре Берлина, вот жребий и пал на меня". В семье Гофмана было пятеро фронтовиков. Вернулся с войны он один.

Воспоминания Иосифа Гофмана – это слова солдата, прошедшего войну и встретившего лицом к лицу генералов, вождей, промышленных магнатов – тех, кто ее развязал.

ЦИТАТА:

"Заявление Гесса вызвало понятную сенсацию. На весь мир полетели длинные телеграммы.

Гесс впервые надел наушники и стал внимательно следить за ходом процесса. Он легко отвечал теперь на все вопросы, касавшиеся его побега в Англию, прошлой деятельности в гитлеровском движении и даже ранней молодости.

Но мало кто знает, почему он заговорил. А случилось это после встречи Гесса в камере с советским психиатром, профессором Краснушкиным, который сказал подсудимому: "Господин Гесс, вы сейчас молчите и симулируете ретроградную амнезию. Но ведь вы не больны. Молчать длительное время здоровый человек не может. Наступит момент, и вы обязательно заговорите. Тогда вас понесет так, что вы не сможете остановиться. В результате вы наговорите такого, что может вам очень навредить, и о чем вы будете жалеть. Как специалист я вам советую прекратить эти маневры".

На следующий день Гесс сделал известное заявление.

Р. А. Руденко в заключительной речи заявил: "...На суде полностью разоблачена попытка Гесса уйти от ответственности, и Гесс должен в полной мере понести наказание за участие... в военных преступлениях, тягчайших преступлениях против мира и человечности, которые совершены им совместно с другими подсудимыми".

На процессе раскрылась истинная причина полёта Гесса в мае 1941 г. в Англию. Он был послан туда, чтоб организовать совместный "крестовый поход" против СССР. Миссия Гесса провалилась, и тогда была разыграна комедия с "помешательством» Гесса".

Александр Звягинцев. Нюрнбергский процесс. Без грифа «Совершенно секретно»: АСТ; Москва; 2010 ISBN 978-5-17-063890-1, 978-5-271-26142-8

Александр Звягинцев. Без срока давности... : к 70-летию Нюрнбергского военного трибунала. А. Г. Звягинцев. - Москва : Просвещение, 2016

Александр Звягинцев. Нюрнберг: главный процесс человечества. – М : Эксмо, 2016

Российский юрист, один из главных экспертов по теме Нюрнбергского процесса Александр Звягинцев создал свою книгу на основе воспоминаний очевидцев, среди которых особое место занимает главный обвинитель от СССР Роман Руденко, члены его семьи и коллеги, работавшие под его началом в Нюрнберге. Благодаря их помощи и сотрудничеству с автором в книгу включены уникальные документы и фотографии, в том числе из личных архивов. Обилие исторических фактов, юридических примеров и материалов процесса делают книгу одним из самых полных сегодня описаний работы Международного военного трибунала. И отдельную ценность представляют размышления автора о роли процесса и его уроках для современности. Не забыто ли человечеством что-то важное о том суде? Весь корпус исследовательских работ Звягинцева можно назвать своего рода энциклопедией Нюрнбергского процесса.

ЦИТАТА:

"В распоряжении суда оказались огромные собрания немецких документов. Были захвачены правительственные и личные архивы некоторых главарей фашистской Германии, например: архив штаба оперативного руководства гитлеровского Верховного главнокомандования во Фленсбурге; архив Риббентропа; архив Розенберга (документы были замурованы в потайном хранилище в его замке в Баварии); архив Франка. 485 тонн архивов нацистского МИДа были захвачены 1-й американской армией.

Чтобы переработать такой массив материалов, был создан документальный отдел. Одно из отделений его собрало большое число официальных изданий с законодательными и ведомственными материалами, газет, публицистической литературы, принадлежавшей перу лидеров нацистской партии. Эти доказательства сыграли на процессе немаловажную роль. Другой отдел – допросный, его возглавлял полковник Эймен, – в составе группы следователей, их помощников, переводчиков и стенографов вел допросы обвиняемых и свидетелей.

Перед советским обвинением стояла задача максимального использования всех документальных материалов из найденных фашистских архивов. Для этого была создана следственная часть, в обязанность которой входила подготовка документальных доказательств, в том числе материалов из архивов, захваченных англо-американскими войсками, допрос обвиняемых и некоторых гитлеровских генералов и руководителей ведомств, которые на процессе фигурировали как свидетели.

Советские следователи обнаружили особо ценные документы, в частности подлинный план "Барбаросса". Существование этого плана предполагало наличие различного рода дополнительных документальных данных, которые гитлеровский Генеральный штаб должен был разрабатывать для реализации плана военного нападения на СССР. На поиски этих документов, перевод на русский язык и систематизацию были направлены большие усилия. Собирались материалы, подтверждающие виновность главных военных преступников по всем пунктам предъявленного им обвинения. Документы систематизировались по отдельным видам преступлений и по каждому из обвиняемых. Одновременно изучались протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, которые производились американскими следователями.

Кроме того, нашими следователями были допрошены почти все обвиняемые и значительное число свидетелей.

Допрос велся обязательно через переводчика и под стенограмму. По наиболее значимым вопросам стенограмма велась одновременно на русском и немецком языках. Расшифрованная немецкая стенограмма на следующий день давалась на подпись допрошенному и таким образом превращалась в официальный протокол допроса, имеющий силу судебного доказательства".

Маргарита Неручева. Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы). М.: Парус, 2000. 

Сотрудница советской разведки Маргарита Неручева несколько лет выполняла особое задание – служила переводчицей и цензором в тюрьме Шпандау, где отбывали наказание военные преступники, которым суд счел возможным сохранить жизнь. Годы спустя она написала воспоминания, в которых не только описала тех, кого постоянно видела, но и поделилась сложившимися у нее представлениями о заключенных нацистах. В книге Маргарита Неручева использовала письма заключённых друзьям и родственникам, выдержки из их дневников, уникальные фотографии и документы.

ЦИТАТА:

"Заключенные № 1 и № 5 должны покинуть тюрьму в полночь 1 октября 1966 года. Английская военная полиция разработала необходимые меры безопасности: в 23 часа улица Вильгельмштрассе была полностью перекрыта для всякого движения. Вдоль обочин выставлены заградительные решетки и выстроен наряд немецкой полиции численностью в 600 человек и 60 английских военных полицейских. По всему периметру тюрьмы – полицейские с овчарками.

Ровно в 23 часа 45 минут английские военные власти включили прожектора. К этому времени напротив главных ворот через дорогу собралось человек четыреста от прессы и около пяти тысяч любопытных зрителей. Были установлены мощные осветители для теле- и киноустановок.

Шираха встречали сыновья, все трое. Шпеера – жена и адвокат. Директора решили, что первым из тюрьмы выйдет Шпеер, а за ним – Ширах. Сын Шираха Клаус возмутился, почему не его отец первый? Сыновья Шираха вели себя нагло, вызывающе, что особенно бесило английского директора, их защитника и покровителя.

В 23 часа 48 минут заключенные переоделись, в 23.58 вышли из камер, поздоровались с родными, сели в ожидавшие их во дворе машины и в 24.00 покинули тюрьму, в которой пробыли ровно 20 лет.

Выезд машин на широкую улицу прошел спокойно, но после того как машины с бывшими заключенными скрылись, толпа начала скандировать: “Свободу Гессу!”, “Освободите Гесса!” Началась потасовка, появились пострадавшие. Полиция, пытаясь утихомирить митингующих, произвела несколько арестов. После часа ночи стали раздаваться выкрики: “Томми, гоу хоум!” Снова включилась в работу полиция".

Фишман Дж. Семь узников Шпандау; Дэвидсон Ю. Суд над нацистами... — Смоленск: Русич, 2001. 

Одних повесили. Других отпустили. Третьих заключили в тюрьму. В берлинскую тюрьму Шпандау. Книга Дж.Фишмана сразу же после выхода стала бестселлером. В ней в подробностях рассказывалось о том, в каких условиях жили, как себя вели и что чувствовали семеро нацистов. А еще в нее вошли уникальные фотографии. Очерки Дэвидсона "Суд над нацистами" - это практически справочный материал о ходе Нюрнбергского процесса.

ЦИТАТА:

"Каждый из семерых хорошо знал эту неуклюжую, сложенную из красного кирпича тюремную крепость. В выборе ее была некая политическая справедливость - с 1933 года здесь размещался сборный пункт политических заключенных, направлявшихся в нацистские лагеря. Это было место, где страдали тысячи жертв Гитлера, и здесь еще сохранились железные крючья, на которых подвешивали узников, использую любимый гестапо метод "короткой веревки".

…Точка зрения русских состояла в том, что осужденные должны содержаться в "полном одиночном заключении", без права принимать гостей и без привилегии читать книги. Французы соглашались с одиночным заключением, но не более. Англичане и американцы полагали, что такое обращение с узниками составляет наказание, выходящее за рамки того, что понимал под "наказанием" Нюрнбергский трибунал. Все время, пока продолжались эти желчные дискуссии, узники оставались в Нюрнберге. Лишь по прошествии семи месяцев русские наконец согласились с тем, что приговор следует исполнять по тюремному кодексу Германии.

…Наверху слева находилась дверь с надписью "Kommandatura", за которой размещался кабинет начальников тюрьмы. Из было четверо, по одному от каждой из четырех стран, и они руководили тюрьмой по месяцу, сменяя друг друга. Напротив - конференц-зал, где предстояло встречаться тем, кто отныне контролировал каждый миг жизни четырех осужденных.

…Старший британский надзиратель Чизхольм на прекрасном немецком сказал им: "Отныне вас будут знать только по номерам. Это (он указал на лежащие семь стопок одежды) ваша одежда. Она пронумерована от 1 до 7."

…Дениц знал, что в Шпандау 134 камеры и обычно в тюрьме содержится более 600 заключенных. Кто еще находится в ней вместе с ними? Когда, немного позднее, охранник открыл дверь камеры, Дениц решил, несмотря на запрет на разговоры, задать ему вопрос, никак не выходящий из головы. "Кто еще в Шпандау, кроме нас? - осведомился он. Охранник заколебался, но затем, чувствуя, что его не накажут за ответ, сказал: "В Шпандау нет других заключенных кроме вас семерых. Она вся ваша."

Филипп Гут. Свидетель века. Бен Ференц — защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов. — М.: Эксмо, 2020.  (Свидетель столетия. Мемуары очевидцев). — ISBN 978-5-04-113351-1 

О Бене Ференце и об этой книге читайте подробный материал на нашем сайте. Мы поместили ее в список как логичное продолжение, хотя самый молодой прокурор занимался уже малым Нюрнбергским процессом 1947 года. Главный Нюрнбергский процесс стал для него школой – и основой собственных изысканий, результатом которых стало громкое дело айнзацгрупп.

Автор книги – швейцарский журналист и писатель, исследователь творчества Томаса Манна, доктор философии, профессор и убежденный антифашист Филипп Гут, Встретив Бена Ференца, он был потрясен его рассказами о злодеяниях спецкоманд СС, занимавшихся массовыми убийствами, и о том, каких стараний стоило призвать их к ответу.

ЦИТАТА:

"Я собирался написать о Ференце – личности широко известной как в самой Америке, так и во всем мире, – статью для журнала и посетил его в Делрей-Бич (штат Флорида). … Наши беседы проходили оживленно, и вскоре он вскользь заметил, что я уже собрал материал для целой книги. Слова были сказаны как бы невзначай, но они не шли у меня из головы. Пожилой мужчина понравился мне сразу, и чем больше я о нем узнавал, тем сильнее им восхищался и тем большее уважение испытывал к его удивительной жизни. Ференц сразу же поддержал идею, хотя знал, что ему тоже придется потрудиться. Целью книги было рассказать не о его личности (благодаря своей долгой карьере Ференц достаточно известен), а о распространении его идей и устремлений".

Статьи: 

Галина Хромушина. "Свидетельства очевидца Нюрнбергского процесса": записные книжки корреспондента ТАСС Г.Ф. Хромушиной. 28 июня-31 августа 1946 г./ Г.Ф. Хромушина; публ. подгот. К.Ю. Шарапова-Антонова// Исторический архив. — 2010.— № 3.

Статья позволит читателю ознакомиться с рабочими заметками из записной книжки и черновиков корреспондента ТАСС – уникальной журналистки и героини войны, партизанки, офицера легендарной "Группы 117", работавшей в тылу врага, а потом присутствовавшей на Нюрнбергском процессе, старшего лейтенанта Галины Хромушиной.    

Леонид Млечин. Условно виновные // Огонек.— 2016.— № 38.— С. 26-27.

Известный российский историк и публицист Леонид Млечин в своей статье анализирует действия нацистских преступников внутри нацистского тоталитарного государства. Каким образом люди, внешне сохранявшие хорошие манеры и человеческий облик могли совершить неслыханные преступления. Как немецкий народ оказался под властью безумных и бесчеловечных идей. 

Лариса Колесникова. Кукрыниксы на Нюрнбергском процессе/ Л.Е. Колесникова// Военно-исторический журнал.— 2016.— № 10.— С. 60-62.

В статье литературоведа, Заслуженного работника культуры РФ Ларисы Колесниковой рассказывается о том, как члены уникального творческого союза трех художников - Михаила Куприянова, Порфирия Крылова и Николая Соколова, известных под общим псевдонимом "Кукрыниксы", - работали в составе советской делегации на Нюрнбергском процессе. В основе статьи – воспоминания Николая Соколова.