Нацизм в переводе на детский

Анна Франк. Убежище. Дневник в письмах. М.: Текст, 2021 г.

Отец Анны – Отто Франк подарил дочери маленький альбом для записей и автографов 12 июня 1942 года – в день ее рождения. Совсем скоро семье голландских евреев пришлось прятаться от нацистов. Оказавшись в "Убежище" - тайном помещении, вход в которое маскировали книжные полки, девочка записывала все, что происходило вокруг и творилось в душе.

Анна Франк вела записи с 12 июня 1942 г. по 1 августа 1944 г. С начала 1944 г. Она начала менять имена в дневнике, надеясь опубликовать его после освобождения Нидерландов от нацистов: услышала по радио обращение министра образования Нидерландов Херрита Болкештейна, который призывал сохранять все документальные свидетельства, которые смогут стать доказательствами на международном суде. Но сама до публикации дневника не дожила. 1 августа все обитатели убежища были схвачены гестапо и оказались в концлагере. Выжил только Отто Франк.

Дневник был впервые издан в 1947 году, инициатором издания стал ее отец, немного сократив текст по сравнению с оригиналом. В 1991 году вышло обновлённое расширенное издание. В 2009 году дневник признали объектом реестра "Память мира" ЮНЕСКО.

Многие отрицатели Холокоста пытались объявить дневник подделкой. Однако оригинал сохранился. Простые жители Нидерландов первыми встали на защиту дневника – как когда-то встали на защиту своей страны и своего человеческого достоинства против многократно превышавшего их числом врага.

ЦИТАТА:

"Прятаться, скрываться" - эти слова стали такими же обыденными, как папины тапочки перед камином. А подпольных организаций подобно "Свободной Голландии" очень много, на удивление много. Они подделывают паспорта, помогают своим подопечным деньгами, находят надежные убежища, обеспечивают работой скрывающихся христиан.  Поразительно, что они все это делают совершенно бескорыстно и рискуют собой, спасая жизни других. Лучший пример - наши помощники, которые столько для нас делают, и надеюсь, что будут помогать нам до выхода на свободу. А ведь если нас обнаружат, то их ожидает тяжкое наказание. Ни разу ни один из них не намекнул, что мы обуза для них (что и есть на самом деле), а забота о нас тяжела и утомительна. Каждое утро они поднимаются наверх, беседуют с мужчинами о политике, с женщинами – о еде и тяготах войны, с детьми - о книгах и газетах. Они стараются всегда выглядеть веселыми, никогда не забывают принести цветы и подарки ко дням рождения и праздникам и в любой момент готовы выполнить наши просьбы. Мы никогда не должны это забывать. Помогая своим ближним, они совершают подвиг, сравнимый с геройством на полях сражений".

Джон Бойн. Мальчик в полосатой пижаме. М.: Фантом Пресс, 2009.

Девятилетний Бруно переезжает из старого уютного дома в новый – это жилье папе предоставили по месту работы. По соседству нет других детей, мальчик ищет себе друга. И однажды обнаруживает высокий забор из колючей проволоки, а за ним – такого же девятилетнего мальчика по имени Шмуэль. У них очень много общего, они даже родились в один день – только мальчик почему-то одет в полосатую пижаму… Бруно еще не понимает где – и главное кем "работает" его отец…

ЦИТАТА:

"Бруно огляделся. Его взгляд упал на угловое окно, и сквозь стекло он увидел тоскливый пейзаж с оградой и проволокой.

– Ты совершил какой-то промах? – спросил он после паузы. – И этим рассердил Фурора?

– Я? – Отец удивленно уставился на него. – С чего ты взял?

– Что-нибудь испортил? Знаю, все говорят, что ты важная фигура и что у Фурора на твой счет большие планы, но разве послал бы он тебя в такое место, если бы не хотел за что-то наказать?

Отец рассмеялся, и Бруно огорчился еще сильнее: ничто так не бесило его, как смех взрослых, которые потешаются над его невежеством, особенно когда он пытается выяснить что-нибудь, задавая вопросы.

– Ты не осознаешь значение моей новой должности, – сказал отец.

– Ну, я не думаю, что ты очень хорошо работал, если нам пришлось бросить наш красивый дом и наших друзей и переехать в это отвратительное место. Я думаю, что ты сделал что-то неправильное, и тебе надо пойти и попросить прощения у Фурора, и тогда, может быть, все уладится. Он простит тебя, если ты искренне раскаешься.

Бруно не успел как следует поразмыслить над тем, что он скажет отцу, но слова уже сорвались у него с языка, и теперь, когда они закачались в воздухе, его одолевали сомнения: кажется, отцам такого не говорят. Но вот они, слова, уже сказанные, и не в его силах вернуть их обратно. Бруно испуганно проглотил слюну. Отец молчал, и спустя несколько секунд Бруно искоса взглянул на него – отец смотрел на сына с каменным выражением лица. Мальчик облизнул губы и отвернулся. Он чувствовал, что сейчас не время затевать с отцом игру в гляделки".

Эдуард Веркин. Облачный полк. М.: Компас-Гид, 2012 

Мальчик Димка мечтает о пистолете – но не об игрушечном, о настоящем. Ведь он  - в партизанском отряде. Вскоре он убьет первого фашиста, а потом еще 26, причем семерых - штыком. Его старшим напарником в отряде станет Леня Голиков – позднее прославленный герой.

Когда мальчик Димка состарится и его спросит о войне правнук – он ответит ему: "Война похожа на болезнь".

ЦИТАТА:

"– Война похожа на болезнь, – отвечаю я.

Вовка шевелит бровями.

– На грипп. Когда болеешь гриппом, поднимается температура. Вот когда ты в феврале болел, у тебя было тридцать девять и пять. Что помнишь?

– Как пришибленный себя чувствуешь. Как будто… – теперь думает уже Вовка, вслух. – Как будто все происходит не с тобой, а рядом. В параллельном мире… Так?

– Примерно.

Я беру аппарат. Камера тридцать девятого года кажется сегодня игрушкой.

– И есть все время охота.

– Когда болеешь, есть неохота, – возражает Вовка. – Охота спать.

– Спать тоже охота, почти всегда. И почти всегда холодно, даже летом.

Я прячу аппарат в футляр.

– Понятно. – Вовка снова смотрит на сундук. – В общих чертах. Погано, наверное?

– Наверное. Все время надо куда-то идти, каждый день, и все время ты отчего-то просыпаешься, каждый день по пять раз просыпаешься… Короче, ты больной, с распухшей головой бредешь по снегу через вечный понедельник. При этом понимаешь, что вторника может и не случиться".

Маркус Зусак. Книжный вор. М.: Эксмо 2020.

Книга написана в 2005 году, спустя 60 лет после войны. В Австралии – и немецких нацистов там в глаза не видели. И тем не менее – она полна личных переживаний и рассуждений. А написана она и вовсе от лица Смерти. В английском языке проскакивают немецкие слова. В финале Смерть отдает главной героине книгу ее жизни. А начинается все в 1939 году. В нацистской Германии.

Как мог молодой австралийский автор представить себе жизнь в Третьем рейхе? Откуда ему знать, что могла думать маленькая девочка о том, что вокруг нее творится? Разгадка проста – Маркус Зусак описывал жизнь своей матери… 

ЦИТАТА:

"Фашистские флаги и форменные рубашки возносились по всему горизонту и кромсали обзор всякий раз, когда Лизель пробовала заглянуть через голову какого-нибудь ребенка пониже. Все было тщетно. Толпа как она есть. Ее было не раскачать, сквозь нее не протиснуться, ее не убедить. Каждый с толпой дышал и пел ее песни. И ждал ее костра.

С помоста какой-то человек потребовал тишины. На нем была коричневая форма с иголочки. От нее, можно сказать, еще не отняли утюг. Началась тишина.

Его первые слова:

– Хайль Гитлер!

Его первое действие: салют фюреру.

– Сегодня прекрасный день, – продолжил оратор. – Это не только день рождения нашего великого вождя, но мы снова дали отпор врагам. Мы не дали им проникнуть в наши умы…

Лизель все пыталась протиснуться вперед.

– Мы положили конец заразе, которая распространялась по Германии двадцать последних лет, если не дольше!

Теперь он исполнял то, что называлось Schreierei – виртуозную демонстрацию страстных выкриков, – призывая слушателей быть бдительными, быть зоркими, замечать и пресекать злодейские козни, цель которых – подло заразить прекрасную родину. – Безнравственные! Kommunisten! – Опять это слово. То старое слово. Сумрачные комнаты. Пиджачные люди. – Die Juden! Евреи!"

Семен Самсонов. По ту сторону. Свердловск: Среднеуральское книжное издательство. 1952 г.

Уникальное в своем роде произведение – едва ли не единственная детская книга об остарбайтерах, рабах, людях, угнанных на работу в Германию. Эта книга повествует о детях, у которых нацисты сначала отняли отцов, затем – матерей, а их самих считали просто рабочей силой, не понимая, что они уже давно поняли – перед ними враг, с которым нужно сражаться. Даже в дали от родины, проданные, как вещи, на рынке рабов, они сохранили преданность своей стране и человеческое достоинство. Несколько советских мальчиков и девочек знакомятся по дороге в Германию, мгновенно сплачиваются, а потом вместе пытаются выжить у злобной хозяйки. Доживут до конца войны не все. Повесть "По ту сторону" издана на множестве языков во многих странах.

ЦИТАТА:

"Из-за будочки в саду выглядывал эсэсовец. Он держал трубу с наконечником… Жора сразу понял, что фашист подкарауливает русских. Через какую-то долю минуты он был внизу. Схватив стоявший в углу, у крыльца, железный лом, он, прячась за низкие подстриженные кусты, начал подкрадываться к эсэсовцу. Тот сидел на корточках, сосредоточенно следя за дорогой. Жора не видел того, что видел эсэсовец, но ясно слышал приближающийся лязг гусениц и рёв мотора. Тяжёлый удар по голове поразил фаустника в тот момент, когда он готовился нажать спусковой крючок фаустпатрона.

На минуту, голова у Жоры закружилась, в глазах потемнело. Опомнившись, он схватил три фаустпатрона и, пригибаясь к земле, проскользнул в дом.

"Тигр" стоял почти рядом с домом и стрелял в сторону дороги, скрытой от Жоры растущими у дома деревьями. Жора видел несколько раз, как фаустники брали трубу подмышку, нажимали на крючок, и тогда из трубы вырывался сноп огня и дыма, а головка фаустпатрона исчезала. Жора хотел действовать наверняка. Прицеливаясь и примериваясь, он, наконец, пристроил фаустпатрон на подоконнике и нажал на спуск. Дым заполнил комнату. Жора сидел у подоконника на корточках, от испуга он не решался посмотреть, что же произошло с танком. Он держал в руках новый фаустпатрон, но не в силах был подняться, чтобы снова выстрелить. У него сильно стучало сердце, тряслись руки и кружилась голова.

"Тигр" горел. Это был последний немецкий танк у дома Эйзен, контролировавший дорогу. Танки майора Павлова вырвались вперёд, в район завода.

— Полным к одиночному дому! — скомандовал Павлов.

Скотный двор, сараи и амбары фрау Эйзен горели, подожжённые отступавшими немецкими солдатами в большом кирпичном доме лопались последние стёкла. Стрельба удалялась, и было слышно, как бушует пламя пожара.

Во двор вбежали двое военных. Они осмотрелись, стали кричать:

— Эй, кто тут есть?

Не получив ответа, решительными шагами, с автоматами наперевес направились к дому.

В большой просторной комнате на полу, возле окна, сидел Жора, держа в руке фаустпатрон. Он не понимал, почему всё вдруг стихло. Может, фашисты увидели, как он выстрелил из дома по танку, ищут его и поэтому не стреляют?..

— Ты кто? — вдруг раздался голос.

Жора вздрогнул, обернулся и увидел военного.

— А… а вы кто? — проговорил он, растерявшись.

— Я русский, советский танкист!

— Советский танкист? — недоверчиво произнёс Жора, пытаясь подняться с пола.

Ноги отказались служить ему. Но он всё ещё держал в руке фаустпатрон.

— Да, советский — повторил военный, улыбаясь и рассматривая щуплую, худую фигурку Жоры. — А это для чего тебе? — ласково спросил он, указывая на фаустпатрон.

Жора не ответил — его душили слёзы, к горлу подступил тяжёлый ком. Тогда военный взял из его рук фаустпатрон, помог ему подняться и сделал шаг к окну. Увидев подбитый "тигр", он сразу всё понял и обнял Жору".

Екатерина Герцман. Только память может спасти… История Холокоста, рассказанная детям. Издательство ЛитРес, 2020 г. Книга доступна для покупки онлайн.

Как объяснить детям, что такое нацизм? Это невозможно без объяснения таких слов, как Холокост, геноцид, гетто, антисемитизм, кто такие евреи. К сожалению, многие представители старшего поколения, выросшие в СССР, слишком поздно узнали значение этих слов и полностью осознали, что за ними стоит. А ведь это нужно понимать с детства – чтобы никто и никогда не смог увести наших детей на сторону безумия и бесчеловечности…

ЦИТАТА:

"Чем же заманили нацисты немцев, почему их выдумки оказались такими привлекательными для многих немецких граждан? Все дело в печальном для немцев факте: Германия проиграла Первую Мировую войну. Как чувствует себя проигравший человек? Неважно, что он проиграл – конкурс стихов, соревнования по карате, футбольный матч с командой соседней школы или войну с другими государствами? Ему грустно, делать ничего не хочется, руки опускаются. Он чувствует себя обиженным, причем несправедливо обиженным. Именно такие эмоции испытывали в 1919 году граждане Германии. Руководители победивших стран собрались во французском городе Версаль и заключили договор, закончивший долгую и кровопролитную войну. Для Германии этот договор оказался катастрофой: многие земли, которые Германское государство отобрало у других стран, были возвращены их прежним владельцам. Сама же Германия должна была выплачивать огромный штраф, и ей запрещалось иметь большую и сильную армию. Победители позволили немцам сохранить лишь небольшое сухопутное войско. К чему все это привело? К бедности многих немцев, к безработице, к озлоблению против всех и вся. И тогда многие жители Германии, уставшие бороться сначала с врагами на войне, а потом с навалившейся на них нищетой мирной жизни, начали искать: кто же во всем этом виноват? Решили, что виноваты другие народы, жившие рядом!

В этот момент и родилась национал-социалистическая партия Германии, которую возглавил человек, чье имя стало известно всему миру как имя Зла и Преступления – Адольф Гитлер, или фюрер, как называли его немцы. "Führer" в переводе с немецкого языка означает вождь, лидер. С 1934 по 1945 год это был официальный титул главы Германского государства и руководителя Национал-социалистической немецкой рабочей партии. Так что слово "фюрер" так и осталось обозначением для одного-единственного человека в истории – Адольфа Гитлера. Он и его единомышленники создали теорию о том, что немцы относятся к высшей арийской расе, самой здоровой, умной и образованной, которая и должна править всем миром. Название "арийский" в переводе с древнеиндийского языка санскрита означает "благородный", "достойный уважения". Термин этот не имеет абсолютно никакой связи с наукой о происхождении людей. Все остальные народы Европы, по мнению нацистов, были хуже, слабее, глупее…"

Владимир Богомолов. Иван. Издание: Богомолов В.О. Момент истины. - М.: Правда, 1985.

Эта книга многим покажется «взрослой» - такая она и есть. Но не стоит думать, что ее не поймут дети, которым есть хотя бы лет двенадцать-трнадцать. Они уже многое читали, многое видели и о многом думали. Стоит ли пытаться оградить их от "взрослых" переживаний?  В ней нет ни ненужного натурализма, ни попыток заигрывать с читателем. Это книга – о том, как война и ненависть сделали солдата из мальчика-подростка… Эта книга о том, что такое фашизм и что такое война – на примере судьбы обычного русского мальчика Ивана Бондарева.

Однажды накануне наступления к старшему лейтенанту Гальцеву, временно исполнявшему обязанности командира батальона, стоявшего на передовой, доставили мальчика. Тот переправился вплавь с тогда еще немецкой стороны через широкий, готовый замерзнуть осенний Днепр при температуре воды плюс пять… Неожиданно он потребовал доложить о нем не куда-нибудь, а в штаб армии, и назвал несколько фамилий начальников армейской разведки. Так Гальцев познакомился с одним из лучших советских фронтовых разведчиков, которому едва исполнилось двенадцать лет. Фронтовая жизнь развела старшего лейтенанта и маленького героя в разные стороны, но в самом конце войны Гальцеву доведётся узнать о судьбе мальчика, который уже не мыслил себя не на войне…

ЦИТАТА:

"Катасонов скользит впереди с чемоданом, ступая без шума и так уверенно, точно он каждую ночь ходит этой тропой. Я снова спрашиваю Холина о мальчике и узнаю, что маленький Бондарев из Гомеля, но перед войной жил с родителями на заставе где-то в Прибалтике. Его отец, пограничник, погиб в первый же день войны. Сестренка полутора лет была убита на руках у мальчика во время отступления.

     - Ему столько довелось пережить, что нам и не снилось, - шепчет Холин. - Он в партизанах был, и в Тростянце -  в лагере смерти... У него на уме одно: мстить до последнего! Как рассказывает про лагерь или вспомнит отца, сестренку -  трясется весь. Я никогда не думал, что ребенок может так ненавидеть...

     Холин на мгновение умолкает, затем продолжает еле слышным шепотом: - Мы тут два дня бились - уговаривали его поехать в суворовское училище. Командующий сам убеждал его: и по-хорошему, и грозился. А в конце концов разрешил сходить с условием: последний раз! Видишь ли, не посылать его - это тоже боком может выйти. Когда он впервые пришел к нам, мы решили: не посылать! Так он сам ушел. А при возвращении наши же -  из охранения в полку у Шилина - обстреляли его. Ранили в плечо, и винить некого: ночь была темная, а никто ничего не знал!.. Видишь ли, то, что он делает, и взрослым редко удается. Он один дает больше, чем ваша разведрота. Они лазят в боевых порядках немцев не далее войскового тыла. А проникнуть и легализироваться в оперативном тылу противника и находиться там, допустим, пять - десять дней разведгруппа не может. И отдельному разведчику это редко удается. Дело в том, что взрослый в любом обличье вызывает подозрение. А подросток, бездомный побирушка - быть может, лучшая маска для разведки в оперативном тылу...  Если б ты знал его поближе - о таком мальчишке можно только мечтать!..  Уже решено, если после войны не отыщется мать, Катасоныч или подполковник усыновят его...

     - Почему они, а не ты?

     -  Я бы взял, -  шепчет Холин, вздыхая, - да подполковник против. Говорит, что меня самого еще надо воспитывать! - усмехаясь, признается он.

     Я мысленно соглашаюсь с подполковником: Холин грубоват, а порой развязен и циничен. Правда, при мальчике он сдерживается, мне даже кажется, что он побаивается Ивана".

Валентин Катаев. Сын полка. М.: Махаон, 2019 г.

Во время войны писатель Валентин Катаев был фронтовым корреспондентом и однажды увидел в боевой части странного солдата – это был очень маленького роста рядовой. Приглядевшись, писатель увидел, что перед ним в настоящей военной форме – ребенок. Ему рассказали, как нашли голодного сироту в брошенном немцами блиндаже, и как он прибился к части и стал своим.  "Я понял, что это не единичный случай, а типичная ситуация: солдаты пригревают брошенных, беспризорных детей, сирот, которые потерялись или у которых погибли родители", - вспоминал потом Валентин Петрович. 

Множество детей, усыновленных воинскими частями, после публикации повести в 1945 году в журнале "Октябрь" писали Катаеву о том, как сложилась их судьба. Писатель и сам потом говорил, что единственного прототипа у его Вани Солнцева не существует. Это одна их немногих в мировой литературе книг, в которой настолько точно передано восприятие войны глазами мальчика – даже не подростка, а ребенка. Хотя – может ли остаться ребёнком человек, прошедший войну?

Люди старшего поколения читали эту книгу в школе. Она идеально подходит для чтения внуку вместе с дедушкой. У теперешних детей больше дедушек, чем раньше.  

ЦИТАТА:

"Скоро в палатке появился большой медный чайник – предмет особенной гордости разведчиков, он же источник вечной зависти остальных батарейцев.

Оказалось, что с сахаром разведчики действительно не считались.

Молчаливый Биденко развязал свой вещевой мешок и положил на "Суворовский натиск" громадную горсть рафинада. Не успел Ваня и глазом мигнуть, как Горбунов бултыхнул в его кружку две большие грудки сахару, однако, заметив на лице мальчика выражение восторга, добултыхнул третью грудку. Знай, мол, нас, разведчиков!

Ваня схватил обеими руками жестяную кружку. Он даже зажмурился от наслаждения. Он чувствовал себя как в необыкновенном, сказочном мире.

Всё вокруг было сказочно. И эта палатка, как бы освещённая солнцем среди пасмурного дня, и грохот близкого боя, и добрые великаны, кидающиеся горстями рафинада, и обещанные ему загадочные "все виды довольствия" – вещевое, приварок, денежное, – и даже слова «свиная тушёнка», большими чёрными буквами напечатанные на кружке.

– Нравится? – спросил Горбунов, горделиво любуясь удовольствием, с которым мальчик тянул чай осторожно вытянутыми губами.

На этот вопрос Ваня даже не мог толково ответить. Губы его были заняты борьбой с чаем, горячим, как огонь. Сердце было полно бурной радости оттого, что он останется жить у разведчиков, у этих прекрасных людей, которые обещают его постричь, обмундировать, научить палить из автомата.

Все слова смешались в его голове. Он только благодарно закивал головой, высоко поднял брови домиком и выкатил глаза, выражая этим высшую степень удовольствия и благодарности.

– Ребёнок ведь, – жалостно и тонко вздохнул Биденко, скручивая своими громадными, грубыми, как будто закопчёнными пальцами хорошенькую козью ножку и осторожно насыпая в неё из кисета пензенский самосад".

Бела Балаж. Карчи Бруннер. М.: Детская литература, 1972 г.

Венгерский писатель и кинематографист Бела Балаж жил и работал в конце двадцатых- начале тридцатых годов прошлого века в Берлине. Он был крупным теоретиком кино, автором многочисленных сценариев, написал один даже для Лени Рифеншталь – еще до прихода Гитлера к власти. Но еще в начале тридцатых он чувствовал опасность, исходящую от нарастающего в стране нацизма. Убежденный антифашист, он обратил свое перо на борьбу с фашизмом и гитлеровским режимом, в 1932 году переехал в Москву.

Книга "Карчи Бруннер" написана им еще до войны – но сущность этого явления передана им с беспощадной точностью.

За коммунисткой Хедвиги Бруннер охотятся штурмовики и полиция. Ей удается бежать, но сына она предупредить не смогла. И вот за мальчиком ведётся слежка – штурмовики хотят схватить его мать. Он обращается к знакомым, к друзьям – и многим людям узнает цену…

ЦИТАТА:

"Офицер и шпик с тремя полицейскими торопливым шагом стали подыматься по лестнице. И тут со второго этажа послышался пьяный хриплый рев.

— Пожалуйте, пожалуйте! Долой жидов! Перережем всех жидов! — рычал кто-то, и на площадке появился дядюшка Оскар все с той же недокуренной папиросой в зубах. Он шатался, как пьяный, между перилами и стеной, загородив собой узкую лестницу. Когда полицейские подошли вплотную, он всей своей тяжестью навалился на них и заорал:

— Хайль Гитлер! Вот настоящие, крепкие молодцы! Чисто арийская раса…

Он обнял офицера. Тот отодвинул его от себя, и дядюшка Оскар повис на шее другого полицейского. Они никак не могли отвязаться от него. Ведь с таким восторженным национал-социалистом не хотелось сразу обойтись слишком сурово.

— Видно, именины справлял, а? — ласково сказал один из полицейских. — Ну-ка, дай пройти!

Но дядюшка Оскар продолжал горланить и загораживал путь.

Тут шпик тихо прошепелявил своим обычным сладеньким голоском:

— От него вовсе не пахнет алкоголем, — и, не переставая нежно улыбаться, он нанес дядюшке Оскару короткий, молниеносный удар в подбородок. Старик сразу упал, как подкошенный. Шпик проделал все это быстро и незаметно, и вид у него был такой, словно ничего и не произошло.

Ноги полицейских переступили через лежащее тело и торопливо затопали вверх по лестнице.

Дядюшка Оскар скатился на несколько ступенек вниз и открыл глаза. Сначала он потянулся за своей папироской. Она лежала невдалеке. Он хотел сунуть папиросу в рот, но заметил, что мундштук в крови.

"Ага, — подумал дядюшка Оскар, — по-видимому, выбит зуб". Он ощупал свой рот и вытащил двумя пальцами правый резец.

Тогда он достал из кармана кусочек газеты и бережно завернул в нее выбитый зуб и окровавленную папиросу.

— На память, господа, — проворчал дядюшка Оскар, и в его добродушных глазах блеснул жесткий, злой огонек. — На память, милые господа! — ворчал он, засовывая пакетик в карман. Затем он приподнялся и стал прислушиваться. Полицейских не было видно. Их тяжелые шаги доносились уже с третьего этажа".

Дитер Нолль.  Приключения Вернера Хольта. — М.: Издательство иностранной литературы, 1962 г.

Эта книга ориентирована на подростков – детям читать ее рановато. Она рассказывает о последнем учебном году в школе и первом году в армии немецкого подростка Вернера Хольта. В мирное время он мог бы стать обычным нацистом. Но война разрушает всю пропагандистскую ложь, она показывает вчерашним школьникам, чего стоят бредни политляйтеров, учителей-нацистов, офицеров… Крах дружбы, крах картины мира, поражение – жестокая цена. Но не заплатив ее, молодому немцу было бы невозможно остаться человеком.     

ЦИТАТА:

"— Выключи! — заорал Вольцов. — Мы будем здесь сражаться до последнего человека!

Хольт сказал:

— Нет, мы не будем сражаться!

— Берегись! — прошипел Вольцов. — Я уже уложил одного, возьми себя в руки, не то…

Хольт поднял пояс Вольцова с кобурой и швырнул за дверь в темный чулан.

— Кончено, Вольцов, все! — сказал Хольт. Лицо Вольцова исказилось.

— Винклер! — крикнул Хольт.

Винклер сорвал автомат Феттера с крючка. Феттер отпрянул и беспомощно взглянул на Вольцова.

Вольцов схватился было за кобуру и вдруг кинулся на Хольта. Но Хольт опрокинул стол с картами. Тяжелая столешница отбросила Вольцова к стене подвала. Хольт поднял автомат, направил его на Вольцова и закричал:

— Я тебе не дам больше убивать людей, Вольцов!

Вольцов уставился на дуло автомата, перевел взгляд на Хольта и побелел. На лбу его выступили капельки пота, дрожь пробегала по телу. Он не двинулся с места.

— Винклер, — сказал Хольт. — Вы возьмете на себя командование. Не идите на Бухек — там эсэсовцы. Идите южнее, через луга, или сдавайтесь сразу в плен, как найдете нужным… — И вдруг спазма перехватила ему горло.

Винклер уже взялся за ручку двери.

— Пойдем с нами, Хольт!

— Я догоню. Дверь захлопнулась.

Вольцов хрипло произнес:

— Это измена! Роты еще хватит на целые сутки уличного боя!

Хольт шагнул к нему.

— Вчера их было двести, а сколько осталось!.. Ты хочешь здесь разыграть героя из хрестоматии, но… — Он оборвал на полуслове. Этого ничем не переубедишь.

— Роль палача не по мне, — сказал Хольт. — Я ухожу. — И на прощанье крикнул: — Но не попадайся мне на пути, Вольцов! Куда угодно спрячься, но не показывайся мне на глаза!"

Франк Павлофф. Коричневое утро. М.: КомпасГид, 2011 г.

Французский писатель болгарского происхождения Франк Павлофф написал несколько романтических книг для молодёжи, издавал путевые заметки (он много путешествовал по Африке, Азии и латинской Америке), несколько сборников поэзии. Однако самую большую славу принесла ему небольшая новелла – "Коричневое утро".

Двое друзей живут в стране, где к власти приходят "Коричневые" и начинают строить "коричневое государство". Постепенно доходит до того, что перекрашивают в этот цвет все – дома, газеты и картинку на телевидении, машины, даже собак. И можно жить даже неплохо – только перекрашивайся вовремя и соблюдай новые правила, делай что говорят. Не поздно ли приходит прозрение? Из двух друзей остается только один…

ЦИТАТА:

"Что касается котов, я был в курсе. В прошлом месяце я вынужден был избавиться от моего домашнего кота, которого угораздило родиться белым с чёрными пятнышками. Перенаселение котов, и правда, стало уже невыносимым, и, исходя из того, что говорили государственные учёные, лучше всего было оставлять коричневых. Только коричневых. Все селекционные тесты доказывали, что они лучше адаптируются к нашей городской жизни, что у них небольшой приплод, и они гораздо меньше едят. По мне, кот есть кот, и необходимо было каким-то образом решать проблему, пусть даже при помощи государственного декрета, который устанавливал уничтожение всех котов, которые не были коричневыми. Представители городской милиции бесплатно раздавали шарики мышьяка. Смешанные с едой, они отправляли котов на тот свет в один миг. Моё сердце сжалось на мгновение, но вскоре всё забылось.

А вот насчёт собак я немного больше удивился, даже не знаю почему. Может, потому что они покрупней, или потому что собака друг человека, как говорят. В любом случае, Чарли рассказал мне об этом так же естественно, как я — о своём коте. Слишком много преувеличенной сентиментальности ни к чему не приводит, а насчёт собак, в самом деле, коричневые, вроде, более выносливые.

Нам, собственно, больше нечего было друг другу сказать, и мы разошлись, но с каким-то странным чувством. Так, словно мы не всё друг другу сказали. Было немного не по себе. Спустя некоторое время, именно от меня Чарли узнал, что "Ежедневная городская газета" больше не будет выходить. Он просто обомлел: газета, которую он читал каждое утро, попивая свой кофе со сливками!

— Они закрылись? Забастовки? Обанкротились?

— Нет, нет, это из-за дела с собаками.

— Коричневыми?

— Да, как всегда. Ни одного дня без открытого осуждения этих новых национальных мер. Они доходили до того, что ставили под сомнение результаты учёных. Читатели не знали, что и думать, некоторые даже начинали прятать своих собак!

— Доигрались с огнём…

— Как и ты говоришь, в конце концов, газету запретили.

— Чёрт возьми, а как же результаты скачек?"

Тод Штрассер. "Волна". М.: Самокат, 2015 г.

Книга Тода Штрассера не о Третьем рейхе и не о немецком нацизме – и тем не менее, основана на реальных, к сожалению, событиях, случившихся в обычной школе небольшого благополучного городка в Калифорнии, в США. Ученики этой школы в 1967 году очень интересовались – что же произошло в Германии в 30-40-е годы? В ответ учитель истории Бен Росс решил провести эксперимент – создать в школе некое движение "Волна", основанное на идеологических постулатах "классического" нацизма. Результат оказался воистину чудовищным…

Эта книга – напоминание о том, как в сытой, довольной и свободной стране легко и быстро идеи бесноватого фюрера могут найти последователей и сторонников. Ее смысл – заставить читателя задуматься, как важно осознать насколько заразной и опасной может стать идея, завернутая в привлекательную для незрелых умов "упаковку".

ЦИТАТА:

"– Вы считали себя особенными, – продолжал Бен, – думали, что вы лучше тех, кого нет сегодня в этом зале. Вы продали свою свободу за то, что вы считали равенством. Но равенство вы обратили в превосходство над теми, кто не вступил в «Волну». Вы ставили мнение коллектива выше собственных убеждений, и неважно, если это кому-то причиняло боль. Некоторые из вас думали, что они просто попробуют, покатаются – и в любой момент слезут. Но получилось ли это у кого-нибудь? Кто-нибудь пробовал? О да, из вас вышли бы отличные нацисты! Вы надели бы форму, отдавали салют и позволили бы преследовать и уничтожать ваших друзей и соседей. Вы говорите, что такое не может повториться, – но как близки к этому были вы сами! Вы угрожали тем, кто не с вами, не давали им сидеть рядом с вами на футбольных матчах. Фашизм – это не то, что когда-то устроили какие-то другие люди. Он здесь, он в каждом из нас". 

Стивен Кинг. Способный ученик. М.: АСТ, 2004 г.

Книги Ствиена Кинга – это не только "романы ужасов", хотя вполне реалистическое повествование может оказаться куда страшнее, чем любой фантастический сюжет.  Впрочем, автор и фантастические истории всегда адресовал американскому обществу, подверженному опасности нацизма, как и любое другое. Для этого иногда нужно лишь немного самоуспокоенности, эгоизма и родительской беспечности...

Тодд Боуден – гордость родителей, отличник и спортсмен. Его главное увлечение – история. Особенно его интересует Вторая мировая война и Третий рейх. Он очень много читает, ищет самостоятельно информацию о тех, кто творил чудовищные массовые казни в Европе, – и вдруг понимает, что его сосед, милый безобидный одинокий старичок, не кто иной, как разыскиваемый военный преступник Курт Дюссандер. Но он не торопится его выдавать – ведь старик может многое рассказать ему о таком "интересном" периоде истории! И через некоторое время Тодд сам не понимает, как его завораживают исповеди старика, которых он добился, угрожая Дюссандеру разоблачением. По ночам ему снятся концлагеря, начинает резко снижаться его успеваемость – и вдруг старик приходит к нему "на помощь", заставляет выправить положение при помощи лжи – и терпения, подлости – и упорного труда. Вскоре Тодд Боуден становится совсем другим человеком – и оказывается в полной власти у старого нациста. Оказывается, можно втянуть человека даже в те преступления, которые были совершены задолго до его рождения…

ЦИТАТА:

"- И тогда старик слез с кровати - что значит сон для старого человека? - и примостился за тесной конторкой. Он сидел и думал о том, как он хитро вовлек мальчика в свои преступления, за которые мальчик грозил ему, старику, расправой. Он сидел и думал о том, какие усилия, почти нечеловеческие, пришлось мальчику приложить, чтобы выправить положение в школе. И что теперь, когда он его выправил, старик для него -  ненужная обуза. Смерть старика принесла бы ему желанное освобождение.

Дюссандер обернулся, держа за горлышко бутылку старого виски.

- Я все слышал, - сказал он миролюбиво. -  Как отодвинул стул, как поднялся. У тебя, ты знаешь, не получается ходить совершенно бесшумно. ПОКА не получается.

Тодд молчал.

- Итак! - Дюссандер поднялся на ступеньку и плотно прикрыл за собой дверь в погреб. - Старик все написал. От первого до последнего слова. К тому времени почти рассвело, ныли пальцы, сведенные проклятым артритом, и все же впервые за многие недели он чувствовал себя хорошо.  Он чувствовал себя - в безопасности. Старик снова лег в кровать и спал до полудня. Еще немного, и он проспал бы свою любимую передачу "Больница для всех".

Дюссандер уселся в кресло-качалку, вооружился обшарпанным перочинным ножом и начал долго и нудно соскабливать сургуч, которым была запечатана бутылка.

- На следующий день старик надел свой лучший костюм и отправился в банк, где лежали его скромные сбережения. Банковский служащий внес полную ясность. Старик забронировал камеру в сейфе. Старику объяснили, что один ключ будет у него, другой в банке. Чтобы открыть камеру, понадобятся оба ключа. Воспользоваться ЕГО ключом можно будет лишь с его собственного письменного разрешения, заверенного у нотариуса. За одним исключением. - Дюссандер беззубо улыбнулся Тодду, чье лицо сейчас напоминало гипсовую маску. - Исключение - это смерть вкладчика.  -  Продолжая улыбаться, Дюссандер сложил перочинный нож и сунул в карман халата, после чего отвинтил на бутылке колпачок и плеснул в кружку порцию виски.

- Что тогда? - спросил Тодд охрипшим голосом.

-  Тогда камеру откроют в присутствии банковского служащего и представителя налоговой инспекции. Сделают опись содержимого. В данном случае - один-единственный документ на двенадцати страницах.  Обложению налогом не подлежит... хотя интерес безусловно представляет.

Пальцы мальчика сами сплелись намертво.

- Это невозможно, - произнес он с интонацией человека, на чьих глазах другой человек разгуливает по потолку, - вы... вы не могли это сделать.

- Мой мальчик, - участливо сказал Дюссандер, - я это сделал.

- А как же... я... вы... - И вдруг отчаянное: - Вы же СТАРЫЙ! Старый, неужели непонятно?! Вы можете умереть! В любую минуту!

Дюссандер поднялся. Он вытащил из шкафчика детский стаканчик. В таких когда-то продавали желе. На стаканчике - хоровод мультяшек, знакомых Тодду с детства. Тодд смотрел, как Дюссандер, словно священнодействуя, протирал стаканчик полотенцем. Как поставил перед ним.  Как налил символическую дозу.

- Зачем это? - процедил Тодд. - Я не пью. Нашли себе собутыльника.

- Возьми. Есть повод, мой мальчик. Сегодня ты выпьешь.

 Тодд, после долгой паузы, поднял стаканчик. Дюссандер весело чокнулся с ним своей грошовой керамической кружкой.

- Мой тост - за долгую жизнь! Твою и мою! Prosit! - Он осушил кружку одним залпом... и захохотал. Он раскачивался в кресле, топоча ногами в шерстяных носочках по линолеуму, и хохотал, хохотал – диковинный стервятник, утопающий в домашнем халате".