Студентка Серафима Пономарёва попала на фронт, расписалась на стене Рейхстага и стала переводчиком на Нюрнбергском процессе в 18 лет. Сегодня ей 94 года, и она поделилась с проектом "Нюрнберг. Начало мира" своими воспоминаниями. Ее версию давних событий приводим без правок, полностью – так, как она их запомнила. Сегодня – вторая серия мультимедиа-цикла о переводчице Нюрнбергского процесса.

О том, как Серафима Пономарева оказалась на процессе, читайте и смотрите в первой серии. Материал подготовлен совместно Международным информационным агентством Sputnik Казахстан и редакцией проекта “Нюрнберг. Начало мира”. 

"Слушать спокойно было невозможно"

До работы на Нюрнбергском процессе Серафима знала о преступлениях нацистов: ей пришлось собирать материалы в восьми лагерях смерти. Она побывала и в Маутхаузене, и в Майданеке, и в Собиборе, и в Бухенвальде.  Объехав все концлагеря и переписав свидетельства очевидцев, переводчики затем передавали собранные сведения специалистам, готовившим доказательную базу для обвинения.

19 ноября 1945 года маршал Жуков объявил Серафиме и ее коллегам, что завтра они отправляются на ответственную работу. Уже утром их привезли в Нюрнберг. С этого дня и до 16 февраля 1946 года Серафима Пономарёва была непосредственным участником и ежедневным свидетелем происходившего на процессе. В Нюрнберге впервые использовали сложнейший вид устного перевода - синхронный. Серафиме и ее коллегам пришлось учиться на практике.

- В ноябре 1945 года Жуков нас собрал на совещание и объявил, что мы едем в командировки. А мы – что? Едем так едем. Мы и в Дрездене были, когда Дрезденскую галерею вытаскивали, смотрели все эти картины… Мы были в Галле… Мы были во всех городах Германии. У нас работа была такая.

В 8 утра мы были в штабе, нам посадили в большие такие немецкие машины. Полковник сел, какой-то генерал, человек шесть всего. Везли долго, и вдруг: "Выходим, Нюрнберг". Красивое здание белого мрамора... Почему именно Нюрнберг? Потому что Берлин был весь разбит еще, не было зданий… И когда-то, еще до нацистской власти в Германии, в этом здании проходили суды. Вот это здание осталось целым, там и шел процесс.

Мы даже не знали, куда нас ведут, мы же подчиненные! Помню, огромнейший зал, как от моего дома до следующего дома. Нас провели в этот зал и посадили за ширму, выдали наушники. В 10 часов утра начался процесс. Мы смотрим: подъезжают бронированные машины и привозят преступников. Стоят они, за спинами - охрана. Каждого преступника охраняли два наших офицера. Еще адвокаты были, прокурор наш Руденко [прим. - Роман Андреевич Руденко, Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе].

В день допрашивали иногда по 37 человек. В один из дней, я помню, мы сильно устали, дошло до сорока. Мы очень уставали, попить только можно было и все, не вставали, иногда и не обедали. Мы и не просили ничего. Переводчиков не меняли. Потому и уставали, не было переводчиков, где их было взять? Их никто для этого не готовил. Разве забрали бы меня, девчонку семнадцатилетнюю, если бы были квалифицированные переводчики? Военных переводчиков со временем начали привозить из Советского Союза.

По 12 часов шли допросы, каждые два часа мы отдыхали. Выходили оттуда все потные.

И, выезжая каждый день, писали расписки, что никогда и никому об услышанном рассказывать не будем. Все было засекречено. Вечером пишем расписку, едем отдыхать, утром нас опять привозят. И так два месяца… Сил не было совсем, очень тяжело.

Самые тяжелые моменты были, когда рассказывали, как истребляли детей. В польском лагере Майданек, я помню этот процесс. Выступавшие рассказывали, в Майданеке была огромная табачная фабрика, где наши дети [изготавливали] сигареты. Наши советские дети, родители которых были угнаны на работы в Германию. За один день десять тысяч детей там истребили, потому что один человек, зачинщик, какой-то офицер наш пленный, сказал: "Не сыпьте в сигары табак, а насыпайте песок". И сигареты были заполнены песком. Когда это обнаружили, детям пальцы между дверями ставили, иголки под ногти загоняли.

Это сейчас я говорю об этом спокойно, а тогда это слушать спокойно было невозможно. И ни один ребенок не сказал, кто их этому научил.

На это было страшно смотреть, мы, переводчики, не могли выдерживать.

Вот такие были моменты. Страшные моменты издевательств над людьми.

О процессе я не рассказывала никому, даже мужу. Своим детям кое-что потом говорила, но вообще – никогда никому ничего. Даже не знал никто о том, что я участвовала в Нюрнбергском процессе. У меня только в военном билете написано: награждена орденом Отечественной войны первой степени. За длительное участие в процессе. Город Нюрнберг. Германия.

Над материалом работали:

корреспондент Айгюзель Кадир,

оператор Абзал Калиев,

Международное информационное агентство Sputnik Казахстан;

редакторы Ирина Карева и Леся Орлова, проект "Нюрнберг. Начало мира".