Строгость американского караула, особенно бдительного на входе в зал заседаний, вдохновляла на опасные эксперименты. Очевидцы описали в своих мемуарах немало трюков, с помощью которых они проникали в зал. Хроническими нарушителями дисциплины были журналисты. Включая советских.
Художнику-карикатуристу известинцу Борису Ефимову посчастливилось опекать выдающегося советского писателя Илью Эренбурга. Вот как он рассказывает историю, которая началась в Гранд-отеле, где размещалось большинство иностранцев. “В вестибюле я застал человека в берете и желтом дубленом полушубке, находившегося в состоянии крайнего раздражения. Это был Илья Эренбург (...)
— Что у вас тут происходит? — повышенным тоном заговорил Эренбург. — Я приехал из Праги на “виллисе”, который мне дал генерал Свобода, устал, проголодался, а меня, Эренбурга, не пускают в гостиницу, требуют какой-то пропуск. Что тут происходит?
Я с пеной у рта принялся объяснять администратору, что речь идет об известнейшем советском писателе и антифашистском деятеле, невнимание к которому будет иметь самые серьезные последствия. Администратор, поколебавшись, дал разрешение. Эренбург устроен.
На другой день Илья Григорьевич “доверил” мне хлопоты по получению для него пропуска на процесс. И начались хождения по американским бюрократическим орбитам в поисках некоего полковника Мэдэри, ведавшего пропусками (...) Эренбург постепенно доходит до белого каления.
— Скажите ему, — нервно говорит он, — что я приехал сюда только на два дня и если мне немедленно не дадут пропуск, я сейчас же уеду. Пусть станет известно, что Эренбурга не пустили на процесс гитлеровских разбойников.
Я старательно перевожу эту тираду очередному американскому майору, на которого она не производит ни малейшего впечатления. Он невозмутимо повторяет, что лимит пропусков на советскую делегацию исчерпан и он ничем не может помочь (...)
Кончается это тем, что Эренбург берет мой пропуск и преспокойно проходит в зал суда.”
Еще один корреспондент (если рассказчице не изменяет память — французский или английский, “но уж точно не советский”) умудрился перехитрить суровую американскую наиболее дерзким способом.
“Он приклеил на пропуск фотографию своего самого любимого мопса в спортивной шапочке и при галстуке, — пишет советская переводчица Татьяна Ступникова. — С этим пропуском корреспондент без каких-либо затруднений миновал контроль и к началу заседаний был в зале суда. Мне неизвестно, какое именно выиграл он в этом деле пари, однако все знакомые (и его, и мопса) уверяли, что причина тут вовсе не в недостаточной бдительности охраны. Дело в том, что этот корреспондент и его мопс, как это часто бывает с хозяевами и их собаками, очень похожи друг на друга — ну просто одно лицо! Поэтому не следует сомневаться в надежности американской военной охраны. Тем более, что, как бы то ни было, повторить этот трюк никто не решался.”
Это был не единственный курьез в отношениях между охраной и собаками. В неофициальной истории Нюрнбергского трибунала, помимо мопса, останется огромный дог — белый с черными пятнами. Его владелец опаздывал на утреннее заседание и в спешке не запер дверь своего номера в гостинице. Дог вышел вслед за ни о чем не подозревающем хозяином и проследовал за ним до Дворца правосудия. Пес благополучно прошел контрольный пост у входа в здание, затем по коридорам и лестницам добрался до залу заседаний.
“Никто не решился, вернее, не посмел остановить этого гордого аристократа, представителя старой английской породы, — пишет Татьяна Ступникова. — Охрана позволила себе лишь молча сопровождать его, соблюдая определенную дистанцию... Неизвестно, чем бы кончилось дело, но, к счастью, американские “эм-пи” успели предупредить начальника охраны, а тот каким-то чудом смог разыскать в зале и привести владельца собаки. В тот момент, когда дог уже опустил лапу на массивную ручку двери, намереваясь проникнуть в зал заседаний суда, перепуганный хозяин вежливо, но настоятельно помешал ему это сделать. Честь военной охраны США, как и честь собаки, была спасена, заседание Трибунала продолжилось как ни в чем ни бывало, и в зале суда никто не заметил возни у одной из дверей.”
Самые отчаянные продолжали испытывать на прочность “эм-пи” (военную полицию) даже в зале суда. Советский военкор Евгений Халдей рассказывал, как он сделал одну из своих знаменитых фотографий. Из зоны для прессы открывался не лучший вид на скамью подсудимых и трибуну для допроса — сбоку. Отважному фотографу, прошедшему всю войну, хотелось запечатлеть Геринга в недоступном для других ракурсе — анфас. Он договорился с секретарем суда, чье место располагалось прямо у подножия судейского стола и напротив скамьи подсудимых. В обмен на две бутылки виски тот пустил Халдея на свое место. И фотограф снял Геринга в лицо — на зависть коллегам. Это было очень серьезное нарушение дисциплины. Халдея могли не только удалить из зала, но и лишить аккредитации на весь процесс.
Почему на один день Нюрнбергский дворец юстиции превратился в неприступную крепость? Читайте завтра.
Источники:
Татьяна Ступникова “Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика”
Борис Ефимов “Десять десятилетий”
